Цитаты авторства Фридрих Шиллер

Горе наступившее легче, нежели ожидаемое: нагрянувшему горю есть конец, страх же перед грядущим горем не знает границ.
Не бойся смятения вокруг, но бойся смятения внутри себя.
Fürchte dich nicht vor der Verwirrung außer dir, aber vor der Verwirrung in dir!
Если меня спросят, почему в моем сердце нет никакой религии, то я отвечу, что я утратил её по вине самой же религии.
Из слов человека можно только заключить, каким он намерен казаться, но каков он на самом деле, приходится угадывать по его мимике и ужимкам при высказывании слов, — по тем движениям, которые он делает нехотя.
Мне известен один секрет, как уберечь людей от падения, а именно — закрыть свое сердце для слабости.
Прячьте же свой срам и злые страсти
Под рубахой королевской власти,
Но страшитесь голоса певца!
Сквозь камзолы, сквозь стальные латы
Всё равно! — пробьёт, пронзит стрела расплаты
Хладные сердца!
Какую религию я исповедую? Ни одной из всех тех, которые ты мне называешь. Почему же ни одной? Из чувства одной вечной религии души.
Полагаю, я был бы хорошим христианином, но церковь сделала все, чтобы превратить меня в законченного безбожника.
Если я ненавижу, я отнимаю у себя нечто; если я люблю, я обогащаю себя тем, что я люблю. Человеконенавистничество — медленное самоубийство; себялюбие — величайшая нищета живого создания.
Россия может быть побеждена только Россией.
Russland wird nur durch Russland überwunden.
Враг повергнутый может ещё оправиться, примирённый же вполне побеждён.
Истина ничуть не страдает от того, что кто-то её не признает.
Дилетант принимает темное за глубокое, дикое — за мощное, неопределенное — за бесконечное, бессмысленное — за сверхчувственное.
Глупец тот, кто бросает дело на полдороге и смотрит, разинув рот, со стороны, что из всего этого выйдет.
Что большинство? Большинство — безумие. Ум ведь лишь у меньшинства.
Просвещенный разум облагораживает нравственные чувства: голова должна воспитывать сердце.
То, что противно природе, к добру никогда не ведет.
Мнимое бескорыстие некоторых добродетелей сообщает им поверхностную чистоту, дающую им смелость потешаться над долгом; нередко воображение играет странную игру с человеком, которому кажется, что он и выше нравственности и разумнее разума.
Для одного наука — возвышенная небесная богиня, для другого — дойная корова, обеспечивающая его маслом.
Вломился в нашу жизнь разнузданный гигант -
Дух выспренний, жены моей талант, -
Как домик карточный, мое разрушив счастье.
С кем я теперь? Плачевнейший подмен!
Блаженство превратилось в тлен!
Где прежний ангел мой? Отныне в теле слабом
Царит высокий дух... Так кто ж она?
Погибла для любви, для власти не годна,
Мужчиной не назвать и не причислить к бабам, -
Дитя с оружьем великана,
Не разбери-поймешь: мудрец иль обезьяна!
Презрев очаг семьи, стремится в эмпиреи,
Ей чары собственные больше не милы,
С престола свергнута в пучину книжной мглы,
Она завянет в ней, безвременно старея,
Изъята навсегда из списка Цитереи,
И все — за десять строк газетной похвалы!
Нашей совести претит безнравственное средство, которое может принести пользу.
Человек не только может, но и должен связать удовольствие с долгом; он должен радостно повиноваться своему разуму.