Он тоже пытался утопить свою давнюю боль в чужих разбитых сердцах.
Улыбайся, не доставляй беде удовольствия.
Легко добытое счастье не может длиться долго.
Главное в жизни общества — уметь управляться со страхом, главное в жизни супругов — уметь управляться со скукой.
... память сердца уничтожает дурные воспоминания и возвеличивает добрые, и именно благодаря этой уловке нам удается вынести груз прошлого.
Они только что отпраздновали свою золотую свадьбу и уже не умели жить друг без друга ни минуты и ни минуты не думать друг о друге; это неумение становилось тем больше, чем больше наваливалась на них старость. Ни тот, ни другой не могли бы сказать, основывались ли эта взаимная помощь и прислуживание на любви или на жизненном удобстве, но ни тот, ни другой не задавали себе столь откровенного вопроса, поскольку оба предпочитали не знать ответа.
Совсем другой, наверное, могла бы стать жизнь для них обоих, знай они заведомо, что в семейной жизни куда легче уклониться от катастроф, нежели от досадных мелочных пустяков.
Тот, у кого нет памяти, делает её из бумаги.
... знание и мудрость приходят к нам тогда, когда они уже не нужны.
... мудрее жизни ничего не придумаешь.
Ее боль раздробилась о слепую ярость против всего света и даже против себя самой, и это дало ей силу и мужество, чтобы один на один встретиться с одиночеством.
... никто на свете не может сравниться с поэтами в здравомыслии, как не сравнятся с ними в упорстве самые упорные каменотесы, а в практичности и коварстве — самые ловкие управляющие.
... человек знает, когда начинает стареть, ибо именно тогда он начинает походить на своего отца.
... время в старости — не горизонтальный поток, а бездонный колодец, в который утекает память.
Никогда до того момента не осознавала она так ясно тяжесть и огромность драмы, которую сама породила, когда ей едва исполнилось восемнадцать, и которая должна была преследовать ее до самой смерти. И она заплакала, заплакала в первый раз с того дня, как стряслась эта беда, и плакала одна, без свидетелей, ибо только так она и умела плакать.
Нет, я не богач — сказал он. — Я бедняк с деньгами, а это не одно и то же.
Тайная жизнь с мужчиной, который никогда не принадлежал ей полностью, жизнь, в которой не однажды случались мгновенные вспышки счастья, не так уж плоха. Наоборот: его жизненный опыт свидетельствовал, что, возможно, как раз это придавало ей прелесть.
Начиная писать, он был готов подвергнуть свое терпение величайшему испытанию, во всяком случае, ждать до тех пор, пока не станет совершенно очевидно, что он теряет время уникальным, не укладывающимся в голове образом.
Предстояло научить ее думать о любви, как о благодати, которая вовсе не является средством для чего-то, но есть сама по себе начало и конец всего.
Все, что ушло с возрастом, восполнялось характером и старательной умелостью.
Любовь, как ничто другое, — природный талант. Или умеешь это от рождения, или не сумеешь никогда.
... симптомы у любви и чумы одинаковые.
Так было всегда: запах горького миндаля наводил на мысль о несчастной любви.
Так было всегда: что бы ни случилось, доброе или дурное, всякое событие у него так или иначе связывалось с нею.
Флорентино Ариса, напротив, ни на миг не переставал думать о ней с той поры, как Фермина Даса бесповоротно отвергла его после их бурной и трудной любви; а с той поры прошли пятьдесят один год, девять месяцев и четыре дня.
«Ты обращаешься со мной так, словно я какой-то там», — говорил он. А она, рассмеявшись смехом вольной самки, отвечала: «Наоборот, словно тебя никакого тут».