Il était un grand nombre de fois
Un homme qui aimait une femme
Il était un grand nombre de fois
Une femme qui aimait un homme
Il était un grand nombre de fois
Une femme et un homme
Qui n'aimaient pas celui
et celle qui les aimaient
Il était une fois Une seule fois peut-être
Une femme et un homme qui s'aimaient
Сколько раз на Земле это было
Лишь ОНА беззаветно любила.
И очень часто мир этот знал,
Что только ОН от любви страдал.
Нередко ОН и ОНА отвергали,
Тех, которые их выбирали.
И всё же, возможно, был самый лучший,
Один-единственный в жизни случай,
Когда, выбиваясь из общего круга,
ОН и ОНА любили друг друга.
Она думала обо всем и ни о чём.
Блеск ее глаз запомнился мне так же, как и восход солнца на рассвете и как первый проливной дождь октября.
— Он написал номер своего телефона на моей руке...
— И стал ее рабом навсегда.
Он проклял её не за то, что она стала к нему равнодушна, а за то, что она позабыла ему об этом сказать.
В ее глазах — тоска и бесприютность, в ее глазах — метание и резь, в ее глазах заоблачно и мутно, она не здесь, она уже не здесь...
В её глазах бесстыдно жили бесы порока, они танцевали на костях своих жертв — мужчины делали чудовищные вещи ради обладательницы этих глаз.
я — последний свидетель Бога, а он как раз -
в этих крошечных двух морщинках
у этих смеющихся её глаз.
Ее улыбка была потрясающей, но тонула в сгущающейся темноте и не осталась на фото.
Она наполовину одета или наполовину раздета?
Она не любила людей, она зажигала им звёзды.
Она увлеченно рассматривала горящую сине-розовым вывеску дорого отеля, а он — ее.
Она наивно предполагала, что так или иначе все закончится, она свыкнется, что ее позовут обратно. Но никто не звал, а она отчаянно ждала. Никто, видимо, не желал ее звать.
Как самодовольно дивился я тому, что она — моя, моя, моя...
Она была для меня символом душевной близости двух людей, в чьих жилах одна кровь. Она же превратилась в символ ненависти.
Она была спасением, путем на волю. Она должна была научить меня жить или научить умереть, она должна была коснуться своей твердой и красивой рукой моего окоченевшего сердца, чтобы оно либо расцвело, либо рассыпалось в прах от прикосновений жизни.
Её не так-то легко постичь. Её можно зримо представлять себе, отчетливее, чем кого бы то ни было ещё, но рано или поздно начинаешь понимать, что это не значит знать её.
Она одна из тех, кого женщины любят ненавидеть.
Мне казалось, что лучше уже быть не может, как он обнял меня сзади.
Она была, как все — неповторима.