— Я люблю тебя. – И это действует на меня так же сильно, как и первый раз.
– Я тоже тебя люблю, – говорю я, и Хардин хмурится.
– Не говори «тоже».
– Что? Почему? – Наверное, он сейчас откажется от своих слов, но внутренне я еще надеюсь, что он не будет этого делать.
– Не знаю… у меня такое чувство, что ты просто со мной соглашаешься.
Когда тебя предают или бросают, это невыносимо, но ничто не сравнится с той болью, когда чувствуешь себя пустым изнутри.
Если бы я знала, что это так больно, если бы знала, что мое сердце разобьют вдребезги, а потом склеят, но только для того, чтобы снова разбить, я держалась бы от Хардина Скотта как можно дальше.
Хотя, видимо, так и бывает: предают тех, кто этого не ожидает и не заслуживает.
Если повезет, у меня получится стать той девочкой, какой я была, когда уезжала из дома.
Но той девочки давно нет. Она взяла билет до ада в один конец и теперь молча сгорает дотла.
Плакать без слёз гораздо больнее, чем с ними, а прекратить невозможно.
Мне кажется, что я иду ко дну. Мне трудно держаться на плаву, особенно сейчас, когда я борюсь не за себя, а за него.
Ты сам разрушаешь себя, как только возникают трудности, и это твоя единственная отговорка.
Моя жизнь до него была такой простой и определенной, а теперь есть только после.
Хардин — мой якорь. Я молюсь лишь о том, чтобы он не утянул меня на дно.
Зацикливаться на том, что никогда не было моим, ещё больнее.
Весь мой мир разлетелся на кусочки, и я в одиночестве собираю осколки...
Она одна из тех, кого женщины любят ненавидеть.
Долгое время у меня всё было нормально, и теперь я не знаю, как от этого избавиться, но очень жду того дня, когда я смогу сказать «всё отлично» вместо «всё нормально».
Все эти обьятия, поцелуи, улыбки, смех, «я люблю тебя», секс, планы на будущее — все это сгорелона хрен без всякого труда.
Моя любовь к чтению навечно останется неизменной — книги навсегда связаны с моей душой.
Он никогда не будет самым спокойным, приятным и дружелюбным человеком на свете, но он мой. И всегда был моим.