Я создан давать мудрые советы — и вести себя как последний дурак.
Я живу, словно только что умер.
Хочешь быть счастливым, не ройся в памяти.
По-настоящему чувствуешь, что у тебя есть «душа», только когда слушаешь музыку.
Когда больна душа, ум вряд ли останется незатронутым.
Великие державы не бывают побеждены — они обычно кончают самоубийством.
Позвонить кому-то и вдруг, от страха, что услышишь его голос, повесить трубку. Так, в конечном счете, и выглядят мои отношения с миром. Отшельничество, подкрашенное общительностью.
В этом мире все находится не на своем месте, начиная с самого мира.
Все, что я думаю об окружающем, умещается в формуле одного из буддистов Тибета: «Мир существует, но он нереален».
Все, чем я обязан разрушительным, беспощадным, «вредным» книгам. Без них я бы не выжил. Только борясь с их ядом, только противостоя их гибельной мощи, я набрал силу и привязался к жизни. Это были укрепляющие книги: они пробудили во мне сопротивление. Я прочел почти всё, что нужно, чтобы пойти ко дну, но именно так я сумел избежать кораблекрушения. Чем «токсичнее» книга, тем лучше она меня взбадривает. Я утверждаюсь единственным способом: от противного.
Сколько было в моём прошлом от несостоявшегося будущего!
Желание — вот настоящая реальность. Даже сожаление есть то же самое желание, только поменявшее направленность. Желание того, чего больше нет.
Создать семью. Да по мне, проще основать империю.
Ниспровержение кумиров влечет за собой освобождение от предрассудков.
Слава моим неудачам! Я обязан им всем, что знаю.
Давайте в глубине души сохраним самую главную уверенность: у жизни смысла нет и не может его быть. Если бы внезапное откровение убедило нас в обратном, нам пришлось бы немедленно убить себя. Если бы исчез вдруг воздух, мы бы ещё чуть-чуть подышали, но, если у нас отнять радость бесцельного существования, мы тотчас задохнемся...
Если у меня нет вкуса к Таинственному, то это потому, что все кажется мне необъяснимым — да что уж там, — потому что я живу необъяснимым и уже им пресытился.
Как узнать, что ты на верном пути? Проще простого: если рядом с тобой не осталось никого, значит, ты действительно близок к сути.
Гостям, которые при виде моего стола спрашивают: «Так это здесь вы пишете свои книги?» — мне всегда хочется ответить: «Нет, я пишу не здесь».
Поймет ли хоть кто-нибудь человека, который ни на секунду не в силах забыть рай?
Я запутался в словах, как другие в делах.
Чем вы занимаетесь? — Жду.
Проснулся — первым делом красней за себя.
Безразличие — вот идеал одержимого.
Последняя степень отчаяния — когда сомневаешься даже в том, что ты есть.
Глоток кофе и сигаретная затяжка — вот мои настоящие родители. Теперь я не курю, не пью кофе и чувствую себя сиротой. Я отказался от всего, что имел: от яда, того яда, который давал мне силу работать.
Человек живет не в стране, он живет внутри языка. Родина — это язык и ничего больше.
Я в силах жить только там, где живу и где меня называют иностранцем. Моя настоящая родина — моя родина? — кажется мне такой же далекой и недостижимой, как ветхозаветный Рай.
У прохожих идиотские лица — и как мы до такого докатились? Можно ли представить подобное зрелище в древности, например в Афинах?
Тип человека, который меня восхищает — Перегоревший.
Не будь у меня свободы покончить жизнь самоубийством, я бы уже давно застрелился.