Эта домоправительница просто какая-то домомучительница!
2 серия
Карлсон вернулсяЭта домоправительница просто какая-то домомучительница!
Папа... а собаки не будет?..
— Ты же прекрасно понимаешь, что ни за какие сокровища в мире мы не согласились бы расстаться с тобой! — Даже за сто тыщ мильёнов? — Даже за сто тысяч миллионов. — Значит я так дорого стою...
— Ну, ты подумай сам, ну что было бы, если бы ты упал с крыши, м? Хорошо? — Не-а. — Ну, что было бы, если бы мы тебя... потеряли?..
— Пойдем, погуляем по крышам! — А зачем? — Ну как зачем? Искать приключений!
— А у тебя есть какие-нибудь лекарства? — Ну, какие, какие лекарства, ты же всё с собой взял! — А разве это помогает?!
— Привет, Малыш! Чем будешь угощать? — Пирогом. — С чем? — С восемью свечками. — Ну, нет, это я не ем, что такое, один пирог и восемь свечей. Лучше так: восемь пирогов и одна свечка!
— Не реви! — Хнык. — Не реви! — Хнык. — Это ты ревёшь или я реву? — Я реву. — А я не реву! — И не реви.
— Поверь мне, Карлсон, не в пирогах счастье… — Ты что, с ума сошёл? А в чём же ещё?
Да пустяки, дело-то житейское!
— Не в пирогах счастье! — Ты что, с ума, что ли, сошёл? А в чём же ещё?
— Привет, Малыш. Слушай, а почему ты меня не спросишь, где я пропадал все это время? — Где ты пропадал-то все это время?
— Карлсон! — Что ты орешь? Ты же мне всю рыбу распугал!
— Послушай, папа, — сказал вдруг Малыш — если я действительно стою сто тысяч миллионов, то не могу ли я получить сейчас наличными пятьдесят крон, чтобы купить себе маленького щеночка?
Ибо Добро редко носит маску, но Зло всегда скрывает своё истинное лицо…
Вообще-то, мне гораздо больше хотелось бы иметь собаку, чем жену.
— Нет, по-моему, ты не болен. — Ух, какой ты гадкий! — закричал Карлсон и топнул ногой. — Что, я уж и захворать не могу, как все люди? — Ты хочешь заболеть?! — изумился Малыш. — Конечно. Все люди этого хотят! Я хочу лежать в постели с высокой-превысокой температурой. Ты придешь узнать, как я себя чувствую, и я тебе скажу, что я самый тяжелый больной в мире. И ты меня спросишь, не хочу ли я чего-нибудь, и я тебе отвечу, что мне ничего не нужно. Ничего, кроме огромного торта, нескольких коробок печенья, горы шоколада и большого-пребольшого куля конфет!
... общество изобрело не так много объединяющих средств для того, чтобы диаметрально противоположные индивидуумы могли как-то притереться, попав в одно замкнутое помещение. У них должен быть общий враг, общая любовь, общий интерес, общая тема или, самое простое, общий выпивон! Во всех случаях срабатывает…
Тупым и грубым меня делает лишь окружающая общественность…
— Я сказала, отвечай — да или нет! На простой вопрос всегда можно ответить «да» или «нет», по-моему, это не трудно! — завопила фрекен Бок. — Представь себе, трудно, — вмешался Карлсон. — Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься. Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай — да или нет? У фрекен Бок перехватило дыхание, казалось, она вот-вот упадет без чувств. Она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова. — Ну вот вам, — сказал Карлсон с торжеством. — Повторяю свой вопрос: ты перестала пить коньяк по утрам? — Да, да, конечно, — убеждённо заверил Малыш, которому так хотелось помочь фрекен Бок. Но тут она совсем озверела. — Нет! — закричала она, совсем потеряв голову. Малыш покраснел и подхватил, чтобы её поддержать: — Нет, нет, не перестала! — Жаль, жаль, — сказал Карлсон. — Пьянство к добру не приводит.
— Что ж ты мне врал-то? — Чего? — Что тебе семь лет! — А сколько? — Но ты весишь-то ты на все восемь!!!
— Я мужчина! Хоть куда! В полном расцвете сил. — Да-а? А в каком возрасте бывает этот… расцвет сил? — Ну, знаешь, э-э-м-м… Не будем об этом говорить.
— Вымой руки! — А чего же их мыть-то? Ведь есть всё равно нечего.
Можешь мне поверить, ничто так не возвращает желания жить, как облом с самоубийством.
Я вообще не понимаю болезненного пристрастия всех отрицательных персонажей к чёрному цвету. Ведь с позиции трезвого расчёта, оденься ты во что-то яркое, с весёленьким рисунком по ситцу, так жертва ничего не поймёт и расслабится, а тебе будет куда легче свершить над ней очередной злодейский умысел, разве нет? Но все мои знакомые мерзавцы один в один как заведенные гоняются по ярмаркам и разъездным лавчонкам магов-шарлатанов в едином порыве – купить себе чёрный плащ, чёрный меч, чёрные доспехи, чёрную обувь… Штамп на штампе! Интересно, а нижнее бельё у них тоже чёрное?! С резиночками и кружевами…
Надо бы честно предупредить, что девицы в приграничных харчевнях НАСТОЛЬКО не привыкли к городской галантности, что, прежде чем выслушать, сначала сломают нежному говоруну руку. Просто так, на всякий случай, мало ли, их воспитывали не особенно церемониться с мужчинами… Хотя, какой из этого хлыща мужчина?!
Гр-р-р! Надо бы выругаться, но мама говорит, что так ведут себя лишь необразованные грубияны с ограниченным словарным запасом, а интеллигентному мне всегда есть что сказать.
— Скажи дяде: здарсте. — Я скажу ему сдохни!
– Погоди, – опять раздалось сзади. – Ты что, правда, меня не убьёшь? Я ускорил шаг. Больной, совсем больной, ещё подхватишь от него чего-нибудь каплевидно-вирусное… – Но ты же ааргх! – Настырный аристократ вцепился обеими руками в ножны моего меча и успешно прокатился несколько шагов, пока я понял, что там прилипло. Прости, мама, я вынужден его убить, он очень просит.
Вот так, прямым текстом, назвать ааргха в лицо животным и подписать себе приговор даже без отсрочки исполнения… способен лишь бурый самоубийца или законченный псих! Думаю, скорее второе. Тогда ну его, я стукнутых на голову второй раз не обижаю, мама говорила, что это не совсем этично…
– Что, опять «мы все умрём»?! – взорвался я. Этот парень начинает всерьёз меня доставать. И ведь не плакса по натуре, не трус уж точно, но его вечное стремление «умереть прямо здесь и войти в легенду!» здорово давит на психику. А лично у меня она очень ранимая.
— Я… что-то пропустил? Что это б-было, Малыш?! Башка прямо-таки раскалывается… — На тебя упало дерево. Здоровая такая елка, хряп — без предупреждения прямо по макушке! — Ну и где она? — Я отнес ее подальше. Вдруг она бешеная, и ты бы мог задохнуться под ветвями, перемазаться смолой, прилипнуть к стволу и подхватить насморк, лежа на сырой земле! — Какую хрень ты несешь… Все, баста, я не желаю больше слушать твою неуклюжую ложь! С чего бы вообще дереву на меня падать? — Бобры подпилили… — Хм… а вот это уже как-то разумно.
— Ладно, шучу… В смысле, пытаюсь. Неудачно, да? — поспешно извинился я. Мужчина дотянулся левой рукой до сердца, отчаянно хватая ртом воздух, и кое-как выпрямился. Вот ведь правильно говорят, что мы лишены чувства юмора, ну так на фиг же мне было лезть экспериментировать?!
– Гр-р-р!!! – Малыш, это была угроза, предложение, крик души или ты просто так рад нас видеть?
– Малыш, ты говоришь как по книге. – Я вообще довольно начитанный.
Гномы по-любому без драки днём, как эльфы без поцелуя на ночь.
— Сверху открывается красивый вид на весь лагерь, но кое-что из увиденного мне совсем не понравилось. — Война редко создает нам тепличные условия, но я рискну прогуляться. Сможешь прикрыть сверху?
Пришибу не задумываясь, покаюсь при удобном случае. И то если не забуду…
На нас орали, нас проклинали, нам обещали все виды самых жутких смертей со всевозможными гарантиями, но не более. Враг явно становится умнее, и это не радует…
— Взять их! — Взять нас? Малыш, их же всего шестеро! Я думал, это только у меня одного непреодолимое желание умереть героем! — Сожалею, друг, твой комплекс суицидника не так уж индивидуален.