Одна из странных особенностей жизни заключается в том, что порой вы встречаетесь с кем-нибудь ежедневно на протяжении долгих месяцев, сходитесь так близко, что, кажется, уж не можете друг без друга жить, но вот наступает разлука и всё идёт по-прежнему, как ни в чем не бывало: дружба, без которой вы не могли обойтись, на поверку вам совсем и не нужна. Жизнь течёт своим чередом, и вы даже не замечаете отсутствия друга.
Она любила его теперь совсем по-другому — ведь он заставил её страдать.
Легко быть приятными с теми, кто тебе безразличен.
Он её ненавидел, он её презирал, он любил её всем своим существом.
Мне так надоело готовиться к жизни – пора наконец начать жить.
О Господи, всегда одно и тоже! Если хочешь, чтобы мужчина хорошо к тебе относился, веди себя с ним как последняя дрянь; а если ты с ним обращаешься по-человечески, он из тебя вымотает всю душу.
Как и все слабохарактерные люди, он настойчиво требовал от других, чтобы они не меняли своих решений.
Мне противны люди, которые презирают деньги. Это либо лицемеры, либо дураки. Деньги — это шестое чувство, без него вы не можете как следует пользоваться остальными пятью.
Нужда делает человека мелочным, жадным, завистливым, калечит душу и заставляет видеть мир в уродливом и пошлом свете. Когда вам приходится считать каждый грош, деньги приобретают чудовищное значение: нужно быть обеспеченным, чтобы относиться к деньгам так, как они этого заслуживают.
Всевышний вряд ли такой уж болван, каким его изображает церковь. Ежели вы соблюдаете его заповеди, ему, верно, начхать, верите вы в него или нет.
Ему нередко приходили в голову умные мысли, но чаще всего задним числом.
Разгадка не имеет никакого смысла, если вы не нашли её сами.
Во Франции вы пользуетесь свободой действия: вы можете поступать, как вам угодно, никто не обращает на это внимания, но думать вы должны, как все. В Германии вы должны вести себя, как все, но думать вы можете, что угодно.
Я вижу, вы любите книги. Это всегда заметно по тому, как люди их держат.
Сам того не понимая, он приобрёл прекраснейшую привычку на свете — привычку читать; он и не подозревал, что нашёл самое надёжное убежище от всяческих зол; не знал он, правда, и того, что создаёт для себя вымышленный мир, рядом с которым подлинный мир может принести ему только жестокие разочарования.
Добро и зло — понятия относительные, и люди просто приспосабливают их к своим целям.
У меня подлый характер <...> Я так жадно мечтаю о будущем, а когда оно настаёт, испытываю одно разочарование.
Человек куда больше учится на ошибках, которые делает по собственной воле, чем на правильных поступках, совершённых по чужой указке.
И по старой привычке он возблагодарил бога за то, что перестал в него верить.
Когда Филипп перестал верить в Бога, он почувствовал, что скинул с плеч тяжёлое бремя; избавившись от чувства ответственности, которое отягощало каждый его поступок — ибо теперь от этого поступка не зависело спасение его бессмертной души, — он испытал блаженное чувство свободы. Но он понял, что это — только иллюзия. Откинув веру, в которой был воспитан, он сохранил нетронутой её неотъемлемую часть — мораль.
— Надеюсь, вы накрыли здесь стол не из-за меня. Я отлично пообедал бы и с детьми.
— Нет, я всегда ем отдельно. Люблю старинные обычаи. Мне кажется, женщинам вообще не следует сидеть за столом с мужчинами: это губит беседу, да и для них самих это вредно. Набираются всяких идей, а женщинам всегда не по себе, когда у них в голове заведется какая-нибудь мысль.
Выпейте виски. Отлично прочищает мозги. Немудрено, что у вас голова не варит, зря вы пьёте пиво.
Вот уже 20 лет, как он не мог решить вопрос: любит он алкоголь за то, что он развязывает ему язык, или же любит беседу за то, что она вызывает у него жажду.
Когда великое открытие уже сделано, мир удивляется, как его не признали сразу, но даже на тех, кто поверил в новую истину, она поначалу не оказывает существенного влияния.
Ведь это иллюзия, будто юность всегда счастлива, — иллюзия тех, кто давно расстался с юностью; молодые знают, сколько им приходится испытывать горя, ведь они полны ложных идеалов, внушенных им с детства, а придя в столкновение с реальностью, они чувствуют, как она бьет их и ранит. Молодежи начинает казаться, что она стала жертвой какого-то заговора: книги, подобранные для них взрослыми, где все так идеализировано, разговоры со старшими, которые видят прошлое сквозь дымку забвения, — всё это готовит к жизни, совсем не похожей на действительность. Молодёжи приходится открывать самой, что все, о чем она читала и о чем ей твердили, — ложь, ложь и ложь; а каждое такое открытие — ещё один гвоздь, пронзающий юное тело, распятое на кресте человеческого существования.
Стоит ли тратить свою молодость на какую-то дурацкую контору, когда мир так прекрасен?
Искусство — это убежище от жизненной скуки, придуманное изобретательными людьми, пресыщенными едою и женщинами.
На свете только две вещи оправдывают человеческое существование — любовь и искусство.
Самое страшное на свете, это когда люди, которым не дано таланта, упорно хотят заниматься искусством.
... искусством лучше не обьедаться...
Человек принимает решение, но, когда наступает время действовать, он бессильно склоняется под бременем своих инстинктов, страстей и ещё Бог знает чего. Он словно машина, которую приводят в действие две силы – среда и характер; разум его – только созерцатель, регистрирующий факты, но бессильный вмешаться; роль его напоминает тех богов Эпикура, которые наблюдают за людскими делами со своих эмпирейских высот, но не властны изменить ни на йоту того, что происходит.
Семнадцать плюс двенадцать — всего-навсего двадцать девять, а это, чёрт возьми, ещё не старость. Клеопатре было сорок восемь, когда Антоний ради неё отрекся от власти над миром.
Филип вспомнил рассказ об одном восточном владыке, который захотел узнать всю историю человечества; мудрец принес ему пятьсот томов; занятый государственными делами, царь отослал его, повелев изложить все это в более сжатой форме; через двадцать лет мудрец вернулся — история человечества занимала теперь всего пятьдесят томов, но царь был уже слишком стар, чтобы одолеть столько толстых книг, и снова отослал мудреца; прошло ещё двадцать лет, и постаревший, убеленный сединами мудрец принес владыке один-единственный том, содержавший всю премудрость мира, которую тот жаждал познать; но царь лежал на смертном одре и у него не осталось времени, чтобы прочесть даже одну эту книгу. Тогда мудрец изложил ему историю человечества в одной строке, и она гласила: человек рождается, страдает и умирает. Жизнь не имеет никакого смысла, и существование человека бесцельно.
Не нужно богатства, но дайте же человеку столько, чтобы он мог сохранить своё достоинство, творить без помехи, быть щедрым, великодушным и независимым.
Родительская любовь – единственное бескорыстное чувство на свете.
Величайшее заблуждение на свете — считать, что без денег нельзя вырастить детей. Деньги нужны, чтобы сделать из них леди и джентльменов, но я не желаю, чтобы мои дети были леди и джентльмены.
Вы — парень неплохой, вот только непьющий. А трезвость вредит беседе.
Он чувствовал, что никогда не преодолеет своей страсти, но при этом знал, что время излечивает все
В борьбе с человеческой личностью общество пускает в ход три оружия: закон, общественное мнение и совесть; закон и общественное мнение можно перехитрить, но совесть — предатель в собственном стане. Она сражается в человеческой душе на стороне общества и заставляет личность приносить себя в жертву на алтарь противника.
Он перестал верить не по какой-то определённой причине, а просто потому, что склад характера у него не был религиозным. Веру ему навязали извне.