False face must hide what the false heart doth know.
Лживое лицо скроет все, что задумало коварное сердце.
(Пусть ложь сердец прикроют ложью лица.)
Я смею всё, что можно человеку, кто смеет больше, тот не человек!
Пусть боль кричит! От шепота тоски
Больное сердце бьется на куски!
Вымышленный страх
Всегда сильней, чем подлинный, пугает.
Жизнь — ускользающая тень, фигляр,
Который час кривляется на сцене
И навсегда смолкает; это — повесть,
Рассказанная дураком, где много
И шума и страстей, но смысла нет.
Завидней жертвою убийства пасть,
Чем покупать убийством жизнь и власть.
Я ничего не сделала дурного!
Но я забыла: я ведь на земле,
Где делать нехорошее похвально
И безрассудно совершать добро.
Кто начал злом, для прочности итога
Все снова призывает зло в подмогу.
Все начатое дурно крепнет злом.
Добро есть зло, зло есть добро. Летим, вскочив на помело!
Нередко, чтобы ввергнуть нас в беду,
Орудья тьмы предсказывают правду
И честностью прельщают в пустяках,
Чтоб обмануть тем легче в важном деле.
Добро добром пребудет
И под личиной зла.
Но нужно помнить, что в этом смертном мире
Зло нередко весьма похвально,
А добро бывает опасной блажью.
Зачем, подобно римскому безумцу,
Кончать с собою, бросившись на меч?
Пока живых я вижу, лучше буду
Их убивать.
... Пир, не сдобренный любезностью хозяев,
Становится похож на платный ужин.
Для насыщенья дома мы едим,
В гостях же ищем не еды — радушья.
Приятный труд — целитель утомленья.
Скорбь о невозвратном бесплодна.
Что свершилось, то свершилось.
Кто может быть зараз умён, безумен,
Спокоен, бешен, верен и уклончив?
Никто.
Нет легче службы, чем скорбеть притворно,
Для тех, кто лжив.
И скроемся; безвинен в краже тот,
Кто сам себя у гибели крадёт.
Всевластна ль ночь, иль стыдно дню, но тьма
Хоронит лик земли, лишенный ласки
Живого света.
Стать — это мало.
Стать надо прочно.
Да, вы по списку числитесь людьми, -
Как гончих, шавок, мосек, полукровок,
Борзых легавых и волчков, всех скопом
Зовут собаками. Но роспись цен
Их делит на проворных, смирных, умных,
Сторожевых, охотничьих, по свойствам,
Которыми богатая природа их наделила,
Так что есть у каждой свой чин, хоть в общем между ними различья нет;
Вот так же и с людьми.
Милей погибнуть, чем других губя,
Жить в смутном счастье и терзать себя.
А самый злобный враг людской -
Самонадеянный покой.
Как только дело отстаёт от воли,
Её нагнать уже нельзя.
Несдержность чувств сродни тиранству.
И мудрость мне велит не быть чрезмерно доверчивым.
Лекарством будет месть, и мы излечим
Смертельное страданье.
— Отец — изменник, мама?
— Да, он им был.
— А кто такой изменник?
— Тот, кто, поклявшись, лжет.
— Так, значит, всякий, кто это делает, — изменник?
— Да, всякий, кто так делает, — изменник, и должен быть повешен.
— Значит, надо повесить всех, кто, раз поклявшись, лжет?
— Да, каждого.
— Кому ж их надо вешать?
— Конечно, честным людям.
— Ну, тогда те, кто клянутся и лгут, — просто дураки, ведь их столько, что они сами могли бы избить и перевешать честных людей.
Кто боится
Изменником прослыть — уже изменник.
Но страшен век, когда безвинный прозван изменником.
Ты в кубок яду льешь, а справедливость
Подносит этот яд к твоим губам.
Людей погибель — в похвальбе,
В уверенности их в себе.
Пусть глаз не видит руку. Но в свой час
Да будет то, чего страшится глаз.
Сон – спасенье жизни.
А вот похоть оно и вызывает и отшибает: вызывает желание, но препятствует удовлетворению. Поэтому добрая выпивка, можно сказать, только и делает, что с распутством душой кривит: возбудит и обессилит, разожжет и погасит, раздразнит и обманет, поднимет, а стоять не даст; словом, она криводушничает с ним до тех пор, пока не уложит его в постель, не свалит всю вину на него же и не уйдет.
Или твоя надежда
Была пьяна и вот теперь, проспавшись,
Зеленая и бледная, глядит
На прежний пыл? Твоя любовь, я вижу,
Во всем подобна ей. Иль ты боишься
Таким же быть в своих делах и в мощи,
Как и в желаньях? Ты владеть хотел бы
Тем, в чем ты видишь украшенье жизни,
Живя, как трус, и сам же видя это,
Отдав «хотел бы» под надзор «не смею»,
Как бедный кот в пословице?
Такой мерзкий и прекрасный день я видела впервые. (Не помню дня суровей и прекрасней.)