Life starts all over again when it gets crisp in the fall.
С первым осенним холодком жизнь начнется сначала.Let us learn to show our friendship for a man when he is alive and not after he is dead.
Важно быть человеку другом, пока он жив, а не тогда, когда он уже умер. Мертвому это все ни к чему.Whenever you feel like criticizing any one, just remember that all the people in this world haven't had the advantages that you've had.
Если тебе вдруг захочется осудить кого-то, вспомни, что не все люди на свете обладают теми преимуществами, которыми обладал ты.No amount of fire or freshness can challenge what a man will store up in his ghostly heart.
Никакая ощутимая, реальная прелесть не может сравниться с тем, что способен накопить человек в глубинах своей фантазии.Никогда ведь не можешь сказать с уверенностью, какое место занимаешь в чужой жизни.
Она не знала, любовь это или нет, но всем своим сердцем и душой чувствовала одно: что больше всего на свете ей хочется спрятаться у него в кармане и вечно сидеть там в покое и безопасности.
Многие люди склонны преувеличивать отношение к себе других — почему-то им кажется, что они у каждого вызывают сложную гамму симпатий и антипатий.
Ты или охотник, или дичь. Или действуешь, или устало плетёшься сзади.
В жизни каждого из нас бывает пора, когда всё удаётся, когда сам себе кажешься героем.
Я вообще живу не раздумывая, поэтому мне всегда весело.
Жизнь видишь лучше всего, когда наблюдаешь ее из единственного окна.
Каждый человек склонен подозревать за собой хотя бы одну фундаментальную добродетель: я, например, считаю себя одним из немногих честных людей, которые мне известны.
Только рухнувшая мечта ещё билась, оттягивая время, цепляясь за то, чего уже нельзя было удержать.
Лето — это всего лишь невыполненное обещание весны, подделка вместо тех тёплых блаженных ночей, о которых мечтаешь в апреле.
Но ведь именно этого уже не будет... уже никогда. Куда бы мы ни приехали, что бы ни изменили, каждый раз что-то теряется, что-то остается позади. Ничего нельзя повторить...
... Он смотрел на неё особенным взглядом — всякая девушка мечтает, что когда-нибудь на нее будут так смотреть.
— Странная вы все-таки женщина, Николь.
— Ну что вы! — поспешно возразила она. — Самая обыкновенная. Верней, во мне сидит с десяток самых обыкновенных женщин, только все они разные.
Отношения не могут стоять на месте, они должны двигаться, если не вперед, так назад.
Ничто так не подстегивает в отношениях, как желание сохранить их вопреки известным уже преградам.
Да плевать мне на правду. Я счастья хочу.
Гадостный мир! Самое скверное в нём — это я! Господи, почему я не мужчина? Почему я не дура? Вот ты, ты глупее меня, не намного, но все-таки, а волен резвиться, пока не наскучит, а потом переменить обстановку и снова резвиться, волен развлекаться с девушками, не запутываясь в сети эмоций, волен думать всё, что угодно, и никто тебя не осудит. А я — ума у меня хоть отбавляй, но я прикована к тонущему кораблю неотвратимого замужества. А за кого? Для большинства мужчин я слишком умна, а между тем, чтобы привлечь их внимание, вынуждена спускаться до их уровня, тогда они хоть получают удовольствие, могут отнестись ко мне покровительственно.
С новыми друзьями часто чувствуешь себя лучше, чем со старыми.
Одиночество, физическое и душевное, порождает тоску, а тоска еще усиливает одиночество.
— ... я собрался на войну.
— На какую войну?
— На какую-нибудь. Я давно не читал газет, но где-то же наверняка идёт война — не бывает, чтобы нигде не шла.
... если уж воевать, так за тех, на чьей стороне правда.
— Мне тридцать лет, — сказал я. — Я пять лет как вышел из того возраста, когда можно лгать себе и называть это честностью.
Нет смятения более опустошительного, чем смятение неглубокой души.
... никому не дано проникнуть во все закоулки чужой души...
Поцелуй, он и есть поцелуй, он для того и существует, чтоб получить максимум удовольствия в кратчайший срок.
Не знаю, чего тут было больше — беспечности или недомыслия. Они были беспечными существами, Том и Дэзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за свои деньги, свою всепоглощающую беспечность или еще что-то, на чем держался их союз, предоставляя другим убирать за ними.
— У Дэзи нескромный голос, — заметил я. — В нём звенит… — Я запнулся.
— В нём звенят деньги, — неожиданно сказал он.
Ну конечно же. Как я не понял раньше. Деньги звенели в этом голосе — вот что так пленяло в его бесконечных переливах, звон металла, победная песнь кимвал… Во дворце высоком, беломраморном, королевна, дева золотая…
Новое поколение… Оно ведь каждый раз новое — в двадцатых — свое, в шестидесятых — свое, и сейчас, в девяностых — тоже свое. Но неужели в шестидесятых или тридцатых люди думали иначе, чем сейчас? Неужели тогда они ратовали за иное? Все течет, ничто не меняется! Все мы всегда боролись за одно, искали одного, мечтали о том же. Молодежь снова и снова ищет свободы, каждый раз думая, что делает это в первый раз. И мы не можем сказать, почему бороться стоит, почему мы решаем тратить себя без остатка, сгореть, любить, бунтовать и возрождаться из пепла. Мы, новое поколение, понявшие, что все боги умерли, все войны отгремели, всякая вера подорвана.
А в голове одна мысль: «Живешь ведь только раз, только раз».
Одних лишь слов недостаточно. Если это всё, что у тебя есть для меня — лучше уходи.
Стоило ли что-то совершать, чего-то добиваться, когда гораздо приятнее было рассказывать ей о том, что я собираюсь совершить.
Ранними утрами слова — бесцветнейшие ярлыки.
В небольшой компании никогда не чувствуешь себя свободно.
Каждый писатель должен писать каждую свою книгу так, будто в тот день, когда он её закончит, ему отрубят голову.
Я знаю, что настоящего таланта у меня нет. Но если я буду писать книгу за книгой, может быть, однажды и напишу что-нибудь стоящее.
Когда знаешь, что хорошо выглядишь и хорошо одета, об этом можно не думать. А ведь в этом секрет обаяния. Чем свободнее ты себя чувствуешь, тем сильнее твоё обаяние.