— Им же лет по 80, то есть лет 60 они прожили вместе. И видно, видно, прям видно, что они друг друга любят.
— Любят? Почему ты так думаешь, что они друг другу не изменяли? Может даже поэтому они и прожили так долго и счастливо. Ну потому что изменяли. Разве так не бывает?
— Нет. Так не бывает.
— Почему?
— Потому что. Потому что я так не хочу.
— О! Бельдяжки! Здесь и заночуем.
— Я не могу!
— Почему?
— Я женат. Мне нельзя в Бельдяжки...
— Я же уже извинился.
— Саш, ну ты козел и урод, только что это меняет?
А вот взять вопрос «Зачем?». Когда я говорю ей: «Поехали ко мне», — а она мне: «Зачем?», — вот объясни, что я ей должен отвечать? Ведь у меня дома не боулинг, не кинотеатр. Если скажу: «Займемся раз-два любовью, мне точно будет хорошо, тебе — может быть, а дальше ты можешь остаться, но лучше, чтобы уехала». Она же точно не поедет, хотя прекрасно понимает, что мы едем именно за этим. И я говорю: «Поехали ко мне, у меня прекрасная коллекция лютневой музыки XVI века». И вот этот ответ её полностью устраивает.
— Нет, но я же слышал, что есть такие пары которые договорились говорить правду, если у них на стороне что-то произошло.
— Представляю таких договорившихся.
— Скажи честно, ты мне когда-нибудь изменял?
— Да, вот позавчера с секретаршей.
— И она ему в ту же секунду фигак светильником по голове. А он такой лежит весь в осколках: «Ты чё, мы же договаривались». Ну тут и выясняется, что, во-первых, они не договаривались, что после этой правды она не бьет его светильником по голове, а, во-вторых, этот вопрос задается с одной-единственной целью услышать ответ «НЕТ», и не важно, правда это или нет.
— Лёш, ну что ты от меня хочешь? Езжай.
— Лёш, кто тебе дороже: друзья или бабы? Вот мне — бабы, но я, заметь, сижу здесь!
— И я!..
— А мне друзья... Но можно я поеду? Пожалуйста.
В общем, я, конечно, хочу какого-то сильного, настоящего чувства... Но как посмотрю на вас, думаю — ну его нафиг!
— Мы забыли предупредить Ливию.
— О чем?
— Как?! Её же будут бомбить! Пусть они эвакуируют население.
— Пусть. А куда?
— В Боливию. Ее бомбить не будут.
— Перепонка..
— Перепонка, что перепонка?
— «Перепонка» — красивое слово. Ну там какой-то перепончатокрылый..
— Серпень!
— А что такое «серпень»?
— «Август» по-украински.
— Значит водится на Украине...
— ... и только в августе!
– Тьма – это просто отсутствие света, Ярик. Я не издеваюсь! Отсутствие границ. Свобода направлений. Право быть независимым от других, от мира.
– Так просто?
– Да. Тьма – это вечный ребёнок, этакий невзрослеющий Питер Пэн. Бесконечная игра. Свобода всех направлений – вот её визитка. Возьми тьму за руку и иди в никуда. Не останавливаясь ни перед чем и ни перед кем. Тьма – это «я хочу» вместо «я должен». Тьма – это вера в себя. Тьма – это невозможность посмотреть на себя. Тьма всегда рядом, тьма ждёт своего часа, тьма повелевает – но стоит подчиниться, и она станет слугой. Оправдает всё.
Мечты вообще не сбываются. В лучшем случае ты просто достигаешь цели.
Не нужно пытаться осуществить мечту. Пусть так и остается мечтой.
Я с ними по телефону говорю о том, где и как встретимся. А когда встречаемся — о том, когда созвонимся. Есть ещё и секс. Здесь хотя бы можно не разговаривать, слава Богу!
— Давай не опошляй. Это, знаешь ли, не разовая какая-нибудь.
— А многоразовая.
Женщина, которая не смеётся твоим шуткам — это все равно, что женщина, которую ты не можешь довести до оргазма. Ты понимаешь, что рано или поздно найдётся мужик, который так пошутит, что она кончит.
— Господи, вот что с лицом, что с лицом?
— Тончик бы набросала и все!
— При чем тут тончик? Высыпаться надо! А ты знаешь, во сколько я ложусь? А ты вон у Славки спроси!
— Что?
— Молодец!
— Их две. Но просто одна начинает нравиться после 150 грамм, а другая — после 250.
— Так сопьешься.
— Зато ясно, зови ту, которая после 150.
— Почему?
— Ну как. Она же тебе чуть больше нравится.
— Ну так я сегодня и 250 выпью. Так что можно звать и вторую.
— Может ты сегодня и 400 выпьешь. Зови обеих.
— Лучше выпить литр. И никого не звать.
— Молодой человек, какой-то у вас коньяк невеселый. Вы не могли бы нам налить что-нибудь порадостней.
— И побезответственней.
— С оттенком вот этого опа-опа-опа-опа.
— Слав, ну она молодая девушка, ей хочется развлекаться... Ну, вспомни себя в ее возрасте. — Так я вспомнил, и ужаснулся...
— С девушкой та же история: взял у нее телефон и все, можно не звонить. Самое главное произошло — ты предложил, она согласилась. В общем, уже и достаточно.
— Ну, у меня все-таки еще не так!
— У меня тоже не всегда так, но все чаще и чаще.
— Это, друзья мои, старость.
— Слушайте, а вот почему можно изменить только жене или мужу? Почему нельзя изменить, к примеру, детям?
— То есть?
— Ну, представь, тебя видели выходящим из Макдональдса с чужим ребенком, а?
— Или нашел у тебя ребенок в кармане чек от конструктора «Лего». А ты ему «Лего» не покупал…
— Или купил незнакомому ребенку на улице... мороженое. Ничего серьезного, душевный порыв. А твои дети это заметили.
— Да, и твой ребенок тебя спрашивает еще так: «Так, папка! Ты его знаешь, а?»
— А ты такой: «Да нет, просто купил мороженное, честно…"
— «Да? И в который это раз ты ему просто купил мороженое, а?»
— «Да что тут такого? Пошел нахер, мальчик! Я ж тебе говорю, я… я первый раз его вижу, посмотри на него! Пошел нахер, мальчик!!!»
— «Еще лучше! Первый раз видит человека, и сразу ему мороженое! Я, между прочим, мороженого годами не вижу!»
— Да… И все; и на утро — шкафы пустые, игрушек нет, и записка: «Прощай. Из детского сада нас заберет мама! Буу…»
— А у меня мама всегда, когда звонит, спрашивает: «Сынок, как дела?». Я говорю: «Хорошо». Она такая: «Точно?». Я говорю: «Да». «Может быть, есть какие-то проблемы?». Я говорю: «Да нет, мам, все хорошо». И тогда она мне говорит: «Понятно. Какой-то ты стал отстранённый, неродной». Обижается, что у меня все хорошо.
— Ну так заболей, простудись. Тебе что, сложно порадовать маму?
Не нужно договариваться с совестью — не договоришься. Ее нужно, знаешь, нахер иногда посылать. Время от времени.
— Поэтому у него принцип — «Не давать в долг близким друзьям».
— То есть, получается, незнакомому человеку он бы дал.
— Ну, Слав.
— Что Слав? Получается, что он с тобой так давно и близко дружит, что аж не даст. То есть, так тебя любит, что пошёл ты нахер.
— А зачем ты сказал, как меня зовут?
— Я им не сказал. Они сами..
— А они откуда знают?
— А я откуда знаю?
— Ты знаешь, потому что мы двадцать лет дружим...
— Что?
— Да нет, Слава не знает, откуда они знают, как тебя зовут.
— Я, например, молодой и энергичный человек. Мы тут с Лерой тусили на выходных — так я не спал двое суток.
— Ну и что?
— Ничего. Потом спал двое суток.
— Сначала целуешься, долго, минут двадцать. Потому что нужно, ну как-то, закрепиться на этом плацдарме, ну зафиксировать, что тебе это уже можно...
— А, прости, с языком?
— В десятом классе с языком? С ума сошёл? Это разврат.
— Что вы там одними губами двадцать минут делали?
— Иди ты в жопу уже.
— Вот-вот, это очень правильно.
— Да нет, на самом деле все в порядке. — Не-не, в жопу, в жооопу...
— Чистилище — только у православных. У католиков — нет.
— А почему?
— Не знаю. Пропили.
— Между прочим, у нас на лестнице одна женщина, тридцать восемь лет, вышла замуж.
— За семидесятилетнего?
— В тридцать восемь лет, Слава, можно выйти за что угодно.
— Должна быть в женщине какая-то загадка.
— Саш, должна быть и в загадке хоть какая-то женщина.
Я читал, слышал, рассказывали, что от любви люди испытывают не только счастье. Вот я и испытываю не только счастье. Чего я только не испытываю, кроме счастья. Может это и есть.. любовь.
— Слушайте, а поехали сразу ко мне, а?
— Не, Кама, а переодеться? Ну как...
— Ну что, я тебя в красивой рубашке не видел?
Ты выбираешь из того, чего тебе больше хочется. А я из того, чего меньше не хочется. Это разница.
Знаешь, мне все время кажется, что ей не хватает. Я еще и еще, хе-хе-хе. Она говорит: «Хватит. Давай спать». А я думаю, может, она специально говорит «Хватит», ну, чтобы мне потом не пришлось говорить «Хватит»? Боится, что мне плохо станет. А мне и в самом деле нехорошо. Но я ж доказываю.
— Нет, я сам «Войну и мир» не до конца прочел. Но есть же какие-то вещи. Высоцкий, Окуджава. Она «Берегись автомобиля» не смотрела. Знаешь, как она пишет «в общем»? «Вобщем» — одно слово. Или так — «вообщем». И тоже в одно. Хорошо, хоть не пишет «вообсчем». А то некоторые... Я ей говорю: «Ну неужели сложно запомнить? В общем. Ну что здесь сложного». А она мне: «Ну ты же понял, что я имела в виду. Какая разница?».
— Слушай, а ты действительно старый занудный дурак в свои 19 лет.
— Ну да, Яна — это, наверное, единственное, чего я по настоящему хотел.
— Ну и что же ты?
— Испугался. И даже не уйти из семьи. Хотя, это тоже страшно. Я же по-другому никогда не жил с 22 лет. Испугался. Таких сильных эмоций никогда не испытывал. И не только положительных. И когда счастье, это такое счастье, что невозможно пережить. Но я ведь и ссорился с ней. Я с Верой так никогда не ссорился. Мы же реально дрались. Меня прямо трясло всего.
— А потом секс, да?
— Ну да. Я ведь считал, что это такая придумка для кино. Герои сначала поссорились, а потом — секс. А оказывается, так бывает. Это, конечно, невероятно.
— Ну и что ты тогда?
— Я ж говорю, страшно стало. Перестал себя узнавать. Понял, что могу сделать что-то... Убить её.
— А как же ты с Верой после этого?
— А нормально. По крайней мере, я знаю, что от нее ожидать. Да и от себя.
— Знаешь, что такое одиночество? Это, когда некому отправить смс, что ты доехал.
— Бывает хуже. Человек есть, а написать все равно некому.
И что ты ему советуешь? Сейчас он в ужасе от того, что она, возможно, к нему не вернется. А так он будет в ужасе ещё и от того, что она, возможно, вернется, и ему придется жениться.
— Слушайте, что-то мне так хорошо с Катей, ну, невероятно. Но что интересно: вот когда появилась Катя, и с Настей стало хорошо, как давно уже не было. И там хорошо, и там хорошо. Мне от этого так плохо...
— Чего?..
— Саш, вот даже не пытайся!
— А я понял. Ты чувствуешь вину перед Настей за то, что тебе хорошо с Катей.
— Нет.
— Ты чувствуешь вину перед Катей, что тебе хорошо с Настей, и ты от неё не уходишь.
— Вот тоже нет.
— А я предупреждал...