Женщины безжалостны с людьми, которых они не любят.
Малый ребенок заключает в себе большого человека.
— Вам может показаться странным, что я так скоро согласилась. Знаете почему?… Потому что мне осталось жить меньше, чем другим, и я решила жить быстрее.
Когда художник расстается с любимой женщиной, любовь начинает новую жизнь в его воображении.
Мозг тесен, но в нем сокрыта мысль.
Я не настолько богат, чтобы любить вас так, как бы я этого хотел, и не настолько беден, чтобы любить вас так, как вы этого хотели.
Любовь и природа всегда сочетались лучше всего, и это вполне понятно: самая лучшая рамка для любимой женщины – синее небо, благоухание цветов, ветерок, сверкающее уединение полей и лесов.
Всё большое может быть заключено в малом. Ребёнок заключает в себе будущего взрослого: мозг тесен, но в нем сокрыта мысль; глаз — точка, но он обнимает пространства.
Только мужчина, который не любит больше свою любовницу, не пишет ей перед разлукой.
Будем добры, будем молоды, будем правдивы! Зло есть суета, будем гордиться добром, а главное, не будем приходить в отчаяние. Не будем презирать женщину, которая не называется ни матерью, ни сестрой, ни дочерью, ни женой. Не будем ограничивать уважение семьей, снисхождение эгоизмом. Небо больше радуется одному раскаявшемуся грешнику, чем ста праведникам, которые никогда не согрешили; постараемся же порадовать небо. Оно воздаст нам сторицей. Будем раздавать на своем пути милостыню нашего прощения тем, которых погубили земные страсти, и как говорят добрые старые женщины, когда они предлагают лекарство собственного изобретения, если это и не поможет, то, во всяком случае, не повредит.
Я убежден в одном: для женщины, которую не научили добру, Бог открывает два пути, которые приводят ее к нему: это – путь страдания и путь любви. Они трудны; те, кто на него вступает, натирают себе до крови ноги, раздирают руки, но в то же время оставляют украшения порока на придорожных колючках и подходят к цели в той наготе, которой не стыдятся перед Создателем.
— Я прекрасно знала, что вы рассердитесь, — сказала она. — Мужчины из кожи вон лезут, чтобы узнать то, что может причинить им боль.
Тем, кто любил Маргариту, не было конца, она же не любила никого.
Я сойду с ума не только в том случае, если вы меня не полюбите, но и в том случае, если вы мне не позволите вас любить.
Ее манеры гармонировали с разговором, мысль – с улыбкой, туалет – с внешностью, и трудно было бы отыскать на самых верхах общества личность, так гармонировавшую со своими украшениями, костюмами и речами.
Мы вынуждены любить мертвых, так как мы слишком заняты и у нас не остается времени любить что-нибудь другое.
В Спа знают только одну лихорадку – бальную, только одну тоску – разлуки, только одно лекарство – болтовню, танцы и музыку и волнения игры вечером, когда укрепления сверкают всеми огнями, когда горное эхо повторяет на тысячи ладов чарующие звуки оркестра.
Только мужчины имеют силу не прощать.
Если я буду заботиться о себе, я умру. Меня поддерживает та лихорадочная жизнь, которую я веду.
Льстивый шепот провожал ее на всем пути, и даже те, кто ее знал, склонялись перед ней; как всегда, спокойная и презрительно замкнутая, она принимала эти восторги как нечто должное.
Старики не отличаются терпением, вероятно, потому, что не сознают свою недолговечность.
Она, эта грешница, окруженная обожанием и поклонением молодости, скучала, и эта скука служила ей оправданием, как искупление за скоро преходящее благоденствие.
Насколько шумна жизнь этих женщин, настолько тиха их смерть.
Между ней и ним возник обычный спутник больных душ, уязвленных сердец, изможденных умов: скука, этот Мефистофель заблудших Маргарит, павших Кларисс, всех этих богинь, детей случая, которые бросаются в жизнь без руля и без ветрил.
Я устала, в конце концов, видеть постоянно людей, которые хотят от меня того же самого, платят мне и считают, что они со мной квиты. Если бы те, кто впервые приступает к нашему постыдному ремеслу, знали, в чем оно заключается, они скорее пошли бы в горничные. Но нет; нам хочется иметь платья, экипажи, бриллианты; мы верим тому, что нам говорят, потому что проститутки тоже умеют верить; и мало-помалу изнашивается наша душа, наше тело, наша красота, нас боятся, как диких зверей, нас презирают, как каких-то париев, нас всегда окружают люди, которые берут от нас всегда больше, чем они нам дают, и в конце концов мы подыхаем, как собаки, погубив и себя и других.
Какими доводами, какими уловками пользуется сердце, чтобы добиться желаемых результатов.
В ее кругу имеют друзей только тогда, когда все идет хорошо.
В нашем возрасте замечают только щечки и глаза и мало интересуются всем остальным, а если стремятся сделать какие-нибудь выводы, то их черпают в самом человеке, и это доставляет немало труда.
Бывают случаи, когда минута делает больше, нежели целый год ухаживаний.
Она всегда была весела, я – всегда взволнован.
Бог был милостив к ней, не дал ей дожить до обычного конца, позволил ей умереть среди роскоши и красоты, не дожидаясь старости, этой первой смерти куртизанок.