Я теперь понял, что самый верный способ узнать, нравится тебе человек или нет, – это поехать с ним путешествовать.
Наберите команду плыть в рай и попробуйте сделать стоянку в аду на какие-нибудь два с половиной часа, просто чтобы взять угля, и, будь я проклят, если какой-нибудь сукин сын не останется на берегу.
Храбрость — это сопротивление страху, подавление страха, а не отсутствие страха. Если человек не способен испытывать страх, про него нельзя сказать, что он храбр, — это было бы совершенно неправильным употреблением эпитета.
Когда пишешь роман о взрослых, точно знаешь, где остановиться, — на свадьбе; но когда пишешь о детях, приходится ставить последнюю точку там, где тебе удобнее.
Нет ничего настолько нелепого или настолько невероятного, чтобы средний человек не смог в это поверить.
Дружба — это такое святое, сладостное, прочное и постоянное чувство, что его можно сохранить на всю жизнь, если только не пытаться просить денег взаймы.
Любой обман может исцелить, если пациент твёрдо верит в него.
Главное — верить. Если веришь, то всё обязательно будет хорошо — даже лучше, чем ты сам можешь устроить.
Толкуют о прелестях дружбы между лицами одного и того же пола, но такая дружба вздор в сравнении с дружбой мужа и жены, живущих общими стремлениями, общими идеалами. Первая дружба – земная, вторая – небесная.
Чем меньше человек знает, тем больше он шумит и тем больше получает жалованья.
Да ведь работа — это жизнь! Не важно, какая — это не имеет значения. Для человека, изголодавшегося по ней, — это счастье.
Когда человек теряет работу и уже не может себя прокормить, люди начинают иначе на него смотреть и по-иному к нему относиться.
Вот какова сила музыки, самой могущественной из волшебниц: стоит ей взмахнуть своим жезлом и произнести магическое слово — и действительность исчезает, а призраки, рожденные вашим воображением, одеваются живой плотью.
Церковь дрянь по сравнению с цирком. В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я вырасту, то пойду в клоуны.
Благословенная природа устроила так, что ртуть в термометре человеческой души, упав ниже определенной точки, снова начинает подниматься. Возникает надежда, а вместе с надеждой и бодрость, и человек снова получает способность помогать самому себе, если еще можно помочь.
О, как мы были глупы! Но ведь мы были молоды, а молодость на всё надеется и во всё верит.
И они пошли наудачу, бесцельно… просто затем, чтобы идти, не сидеть на месте, — ведь больше они ничего не могли сделать. Вскоре надежда как будто опять воскресла в их сердцах — не потому, что для этого была какая-нибудь причина, а потому, что таково уж свойство надежды: она возрождается снова и снова, пока человек ещё молод и не привык терпеть неудачи.
Самое лучшее — все проверять экспериментальным путем: тогда действительно можно приобрести знания, в то время как строя догадки и делая умозаключения, никогда не станешь по настоящему образованным человеком.
Теперь вы понимаете, что, сколько бы там ни кричали, будто знания такая замечательная штука, – инстинкт в сорок раз больше стоит, потому что он такой безошибочный.
Нет лучше способа провести время, когда соскучишься: уснешь, а там, глядишь, куда и скука девалась.
Так странно мы созданы: счастливые воспоминания исчезают без следа; остаются лишь те, что разрывают нам сердце.
Так уж заведено в нашем мире: враг может довести человека почти до гибели, но, чтобы доконать его окончательно и бесповоротно, требуется добрый неосторожный друг.
Убить её? Разве я говорил, что убью? Его я убил бы, будь он здесь, но не её. Если хочешь отомстить женщине, незачем её убивать. Изуродуй её, вот и всё! Вырежь ей ноздри, обруби уши, как свинье.
Дурак сказал: «Не клади все яйца в одну корзину!» — иными словами: распыляй свои интересы и деньги! А мудрец сказал: «Клади все яйца в одну корзину, но... береги корзину!»
Но в молодости сердца эластичны и, как их ни сожми, расправляются быстро. Тома незаметно захватили опять помыслы здешнего мира. Что, если он сию минуту пойдёт куда глаза глядят и таинственно исчезнет для всех? Что, если он уйдёт далеко-далеко, в неведомые страны, за моря, и никогда не вернётся?
Какой же толк стараться делать всё как полагается, когда от этого тебе одно только беспокойство; а когда поступаешь как не надо, то беспокойства никакого, а награда все равно одна и та же. Я стал в тупик и ответа не нашел. Ну, думаю, и голову больше ломать не стану, а буду всегда действовать, как покажется сподручней.
У меня, судя по всему, громадные запасы ума, — для того чтобы ими пораскинуть, мне иногда требуется почти неделя.
Сердце, способное любить, — это богатство, подлинное богатство; рассудок же без сердца — нищ.
Немало есть способов преуспеть в жизни, но любой из них только тогда чего-нибудь стоит, когда вы приложите труд.
Нет хуже дурака, чем старый дурак. Недаром говорится: «Старую собаку не выучишь новым фокусам».
Оказывается, Том, быть богатым вовсе не такое весёлое дело. Богатство — тоска и забота, тоска и забота…
Похоже, что в республике, где все свободны и равны, богатство и положение равноценны титулу.
Мы сгорали от желания узнать его тайну, но Том сказал мне, что лучший способ – не проявлять любопытства, тогда он в каком-нибудь разговоре обязательно проболтается, а если мы будем расспрашивать его, он перестанет нам доверять, и тогда уж из него ничего не вытянешь.
Слава, конечно, штука важная и ценная, но для настоящего удовольствия тайна всё-таки лучше.
Надо принять во внимание, что родительский инстинкт, который лет двадцать пять — тридцать остается неудовлетворенным, превращает человека, изголодавшегося по ребенку, в безумца. И кого бы ни послала ему судьба, он уже всему рад, его вкус настолько притупился, что он не в состоянии отличить рыбу от курицы. Если у молодой четы рождается ребенок с дурным нравом, родители довольно скоро начинают понимать, что это сам сатана, но если этого сатану усыновляет пожилая чета, то для нее он всегда ангел, что бы ни случилось.
Немало найдется читателей, которые рады были бы залпом проглотить какую-нибудь повесть, но не смогли этого сделать по причине длиннейших описаний погоды. Да и автору ничто так не мешает, как необходимость через каждые несколько страниц отходить от сюжета, изощряясь в описаниях погоды.
Воспитание — это всё. Персик был когда-то горьким миндалём, а цветная капуста — это обычная капуста, получившая высшее образование.
Ничто так не радует человека, как зависть других людей.
Он знал, как заставить его разговориться: надо сделать вид, будто оспариваешь его взгляды, — метод, действующмй, кстати, на многих людей.
Когда вовлекаешь и втягиваешь человека в разговор чуть не насильно, то несправедливо и невежливо называть это болтовней.