Вдоль оврага тропка вьётся,
Убегает в чащу леса.
Как бы надо мной смеётся:
Догони меня повеса!
Мы так часто с ней играем,
Тропка в чащу убегает,
Я бегу за ней с волненьем,
Догоняю, обгоняю...
Птички всюду, а по соснам
Белки прыгают лесные.
Им безумно интересно, -
Кто же топчет тропке спину?
Это истинная гармония! <…> То, с чем не сравнится никакая живопись, никакая музыка, о чём одной поэзии дано попытаться поведать. Вот что может утишить любую тревогу, вызвать в душе восторг! Когда я смотрю на такую ночь, мне кажется, будто на свете нет ни зла, ни горя, ведь конечно же, и того и другого будет меньше, если чаще внимать величию природы, и, созерцая подобный вид, люди будут чаще печься не о себе.
Солнце ещё не скрылось за горизонтом, но уже собралось на покой, а луна походила на снежную сову. Над городом всего лишь на час воспарила гигантская дремлющая птица, имя которой — сумерки.
Бывают пейзажи, от которых любой смертный хоть на миг, но почувствует себя богом.
Здесь нельзя было ощутить движение времени, все словно застыло в своей первозданной красоте.
Совершенно справедливо, что восхищение прелестью пейзажа превратилось в набор банальных слов. Все делают вид, будто понимают ее, и тщатся подражать вкусу и изяществу того, кто первым открыл суть живописности. Мне противна любая пошлость выражений, и порой я не высказываю своих чувств, потому что не нахожу для излияния их достойного языка, а лишь избитые, тривиальные сравнения, давно утратившие смысл.
Летит по небу стрекоза,
Сияет солнышко в глаза,
А я вдоль берега иду,
Иду и песенку пою:
О том, как чуден этот мир
И как прекрасен этот миг,
И сколько радости ещё
Способен он в себя вместить.
Мне подпевает соловей,
Журчит водой, мой друг, ручей,
И даже рыбка в пене вод
Свой открывает молча рот.
Нежданно тёплый дождь пошёл
И заблестело всё росой.
А в небе вспыхнул полукруг
И радуга запела вдруг:
О том, как чуден этот мир
И как прекрасен этот миг,
И сколько радости ещё
Способен он в себя вместить.
Раскаленное небо будто готовилось печь пироги. Облака были рассыпаны мелкой мукой и лишь по горизонту собирались в белоснежные комочки. Солнце лежало мягкое, растекающееся масляными разводами.
Пейзаж печален всегда, когда печален человек.
— Слушаю эти стихи о воздухе, дрожащем после отзвонивших колоколов, и думаю, а есть ли о чем говорить? Колокола отзвонили… Может быть, о жизни «за гранью» не говорят именно потому, что за это лишь пусто́та, о которой и сказать нечего?
— Полина, у нас нет иной ипостаси, кроме души и тела. Если в теле болезнь, а душа ею измучена, то не может быть и сил.
Пейзаж, который видит перед собой человек, обычно является отражением мира, который скрывается в его душе.
Вьется пыльная дорога
По равнинам, по холмам, —
Там, где день объят тревогой,
Там, где вечер предан снам...
То змеится темным лесом,
В гулкой, дремлющей тиши, —
То под каменным навесом
В горной сумрачной тиши...
То, на волю вырываясь,
Где безбрежна ширь земли,
Убегает, извиваясь,
Всюду серая, в пыли...