Только те, кто рискуют зайти слишком далеко, способны выяснить, как далеко они могут зайти.
(Лишь тот, кто рискнет зайти слишком далеко, обретет возможность узнать, на что он способен.)
Нельзя ожидать, что мир будет выглядеть светлым, если вы постоянно носите темные очки.
Не знаю, бывают ли совсем безвредные книги, но не сомневаюсь: есть книги настолько бессмысленные, что причинить вред они просто не в состоянии.
То, что мы называем отчаянием, — часто всего лишь мучительная досада на несбывшиеся надежды.
При непонимании другого человеческого существа и при невозможности вместе с тем его игнорировать, людям свойственно оказывать на него неосознанное давление с целью превратить его в нечто, доступное нашему пониманию: подобное давление оказывают друг на друга множество мужей и жен. Но нет человека, достойного присвоить себе право переделывать другого по своему образу и подобию.
Самый тяжкий грех для поэзии — скука.
Без поэта нет блистательного двора, без поэтов нет великого народа.
То, что мы переживаем как читатели, никогда в точности не совпадает с переживаниями самого поэта.
Не существует, вероятно, двух читателей с совершенно одинаковыми требованиями к поэзии.
Невозможно отделить поэзию от истории народа.
Пройди много дорог, вернись к своему дому, и взгляни на всё как будто в первый раз.
Лишь задним числом и в исторической перспективе классик может быть признан таковым.
Народ, перестающий создавать литературу, останавливается в своем развитии мысли и восприимчивости.
Развитый язык едва ли можно уничтожить, не уничтожив народ, на нем говорящий.
Где ад? Ад — это ты, единственный на свете, другие в нём лишь вымысел. И некуда бежать. И неоткуда тоже. Есть только ты один.
Ад — это место, где ничто ни с чем не связано.
Автор, работающий над своей рукописью, — по преимуществу критик, ибо просеивание, комбинирование, конструирование, вычёркивание, исправление, опробование — весь этот каторжный труд в большей мере удел критика, чем художника.
Надо помнить, что стихи пишутся не для того лишь, чтобы служить предметом беседы.
Прошлое и будущее, несбывшееся и сбывшееся приводят всегда к настоящему.
Массовая культура всегда будет подменой культуры, и раньше или позже более разумные из тех, кому она была подсунута, обнаружат, что они были обмануты.
Люди без веры, в конце концов, обнаружат, что им не для чего жить.
Если христианство погибнет, вместе с ним погибнет вся наша культура. И придется начинать всё сначала, медленно и болезненно, и новая культура из ниоткуда не появится. Нужно подождать, пока прорастет трава, потом скормить её овцам, потом состричь шерсть, а уж затем вязать себе кофту. Нас ждут долгие века варварства. Скорее всего, мы не доживем до расцвета новой культуры, как и наши прапрапраправнуки — а если и доживем, вряд ли кому-либо из нас это принесет счастье.
Предположим, вы выглянули в окно и увидели дракона — вы будете этим поражены. Но вот, вы смотрите в окно и видите корову — она на вас не производит никакого впечатления. А между тем, знаем ли мы о коровах больше, чем о драконах?
Счастлив тот, кто в нужную минуту повстречал подходящего друга. Счастлив и тот, кому в нужную минуту повстречался подходящий враг. Я не одобряю уничтожения врагов: политика уничтожения или, как варварски выражаются, ликвидации врагов — одно из наиболее тревожащих нас порождений современной войны и мира.
Когда поезд подземки в туннеле останавливается между станциями, и звук разговоров усиливается и постепенно стихает, видишь, как на каждом лице углубляется душевная пустота, оставляющая только растущий страх того, что не о чем будет думать...
Демократия восторжествовала, и теперь быть личностью стало ещё труднее, чем раньше.
Молодой английский поэт Стивен Спендер в 1937 году спросил у Элиота, каково будущее западной цивилизации.
— У западной цивилизации нет никакого будущего, нас ждёт только одно — междоусобица.
— Что значит «междоусобица»?
— Просто люди будут резать друг друга на улицах.
Радио — это средство развлечения, которое позволяет миллионам людей слушать ту же самую шутку в одно и то же время, и при этом оставаться одинокими.
Драматург вовсе не обязательно должен знать людей; он должен их чувствовать.
Когда кошка заводит человека, тому ничего не остаётся, как только с этим смириться.
Мы не оставим исканий,
И поиски кончатся там,
Где начали их; оглянемся,
Как будто здесь мы впервые.
Только те, кто рискуют зайти слишком далеко, способны выяснить, как далеко они могут зайти. (Лишь тот, кто рискнет зайти слишком далеко, обретет возможность узнать, на что он способен.)