Раньше я мало думала о смерти... но, по-моему, отдать жизнь за любимого человека — не худшая смерть!
Смерть — это покой, лёгкость... Жизнь труднее.
Время проходит. Даже когда это кажется невозможным.
Даже когда каждое тиканье часов больно отдается, подобно пульсу крови в месте ушиба. Это проходит неравномерно, в странных кренах и тянущихся затишьях, но, проходя, делает своё дело.
Иногда время бежит быстро, и события сливаются в расплывчатое пятно, а порой стоит на месте, и каждое слово или поступок чётко отпечатывается в памяти.
Глупо волноваться о тех, кого могут остановить запертые двери.
Я старалась быть вежливой и врала напропалую.
Ты забрал мою душу. Она не нужна мне без тебя – она твоя!
Если бы он спросил меня, смогла бы я рискнуть своей душой ради Эдварда, ответ был бы очевидным. Но рискнула бы я душой Эдварда? Я с сожалением сжала губы. Это был несправедливый обмен.
За скромные успехи приходилось расплачиваться всепоглощающей апатией — из боли и пустоты я выбирала пустоту. Значит, сейчас вернется боль.
Девушкам тоже нравится спасать мир!
... чувствую... что все будет хорошо, пусть сейчас это трудно представить. Можешь назвать это верой.
Как заставить свое мертвое сердце не кричать от боли?
Надежда робким подснежником цвела в моём сердце.
— Пап, я девственница.
— Отлично, теперь он нравится мне гораздо больше!
— Ты считаешь меня привлекательной? Я имею в виду физически?
— Возможно, я не человек, однако был и остаюсь мужчиной.
— Брак — это просто листок бумаги.
— У нас это был способ сказать: «Я люблю тебя!»
— Ну, а у нас это способ сказать: «Ой, я залетела!»
Чувствовалось: грядут перемены. Ощущение не из приятных, но ведь жизнь вообще трудная штука.
Джейк, я люблю тебя. Пожалуйста, не ставь меня перед выбором. Я выберу его. Я всегда его выбирала...
Если ты любишь своего убийцу — выбора нет.
Нельзя бежать, нельзя сражаться.
— Белла, ты вот-вот перейдёшь черту!
— А ты её не проводи...
Это был выбор не между тобой и Джейком, а между тем, кем я должна быть и кто есть. Я всегда шагала не в ногу. Буквально спотыкалась по жизни. Я не была нормальной. Я не нормальная. Такой и буду. Я столкнулась со смертью, утратой и болью в твоем мире, но почувствовала себя более сильной, более настоящей, самой собой. Это и мой мир тоже. Потому что я оттуда.
Впрочем, за его усмешкой скрывалась неуверенность: он ведь предоставил мне свободу выбора, я могу отказаться. Возможно, на это он и наделся. Напрасно!
Моё личное солнце погасло.
— Они ушли, остался один я. чтобы попрощаться.
— Элис тоже ушла? — бесцветным от боли голосом спросила я.
— Она хотела задержаться, но я убедил: полный разрыв будет менее болезненным.
Кружилась голова, сосредоточиться никак не удавалось. Слова Эдварда вернули в больницу Финикса. «Полный разрыв и чистый перелом всегда лучше, — заявляет доктор,, показывая рентгеновский снимок моей разбитой руки. — Быстрее заживают».
— Джейк, ты — качок! Когда ты успел? Тебе всего 16!
— Возраст — это число, а тебе 40 что-ли?
— Иногда кажется, что 40...
«Не обещай мне ничего», прошептала я. Если я позволю себе надеяться, но это ни к чему не приведет … это убъёт меня. После того, как все беспощадные вампиры оказались неспособными меня прикончить, надежда сделает эту работу за них.
Нельзя помнить, невозможно забыть — это мой крест.
Можешь бежать от того, чего ты боишься, можешь сражаться с тем, кого ненавидишь. Все мои действия были направлены против убийц, против враждебных чудовищ.
Если ты любишь своего убийцу — выбора нет.
Нельзя бежать, нельзя сражаться.
— С днем рождения.
— И не напоминай.
— Белла, твоё рождение — повод для праздника.
— В отличие от старения.
— Старение. В 18 рановато об этом волноваться.
— Теперь я старше тебя.
— А вот и нет. Мне сто девять.
— Тогда, может мне не стоит общаться с таким стариком? Ужас. Я должна испытывать жуткое отвращение.
— Выпускной класс... Вот ты уже и взрослая...
— Восемнадцать — это не так много.
— Это что у тебя?! Седой волос?
— Нет. Нет! Не может быть!
[Подбегает к зеркалу]
— С днем рождения.
— Очень смешно.
— Сколько тебе лет?
— 17.
— И давно тебе 17?
— Довольно давно...
Ничто так не мешает спать по ночам, как неразгаданная тайна.
Наверное, трудно быть отцом и жить в постоянном страхе, что однажды твоя дочь встретит парня своей мечты. Или, наоборот, никогда никого не полюбит.
Никому не желала бы пережить то, что пережили мы в эти несколько недель, однако благодаря им я по-настоящему оценила своё счастье.
Было всё ещё слишком рано, но я решила, что лучше выйти из дома, пока неодушевленные предметы не начали мне отвечать.
— Иногда мне кажется, что как волка ты меня любишь больше.
— Иногда так оно и есть. Может быть, дело в том, что волки не умеют разговаривать?
Я поцеловала его с такой страстностью, что могла поджечь лес. И я бы этого не заметила.
Коль буйны радости, конец их буен;
В победе — смерть их; как огонь и порох,
Они сгорают в поцелуе.
— Я не хочу это делать сейчас...
— Почему? — негромко повторил он хриплым голосом. — Я люблю тебя. Я хочу тебя. Прямо сейчас...
— Стой, подожди! — пыталась выговорить я под его поцелуями.
— Не буду ждать, — упрямо пробормотал он.
— Ну пожалуйста — выдохнула я.
Эдвард застонал и скатился с меня. С минуту мы оба лежали, глядя в небо и пытаясь успокоить дыхание...
Злиться куда легче и приятнее, чем сгорать от чувства вины.