Мы живем в мире, в котором потерять телефон гораздо страшнее, чем девственность.
— Ты хочешь, чтобы я был первым?
— ... И последним.
— Не хочу, чтобы вся школа знала, что я лишила девственности младшего брата Елены.
— Ага, лишила, и потом продолжала лишать по несколько раз в день.
— А он был похож на девственника? Он выглядел, как девственник? Ну, знаешь, как девственники выглядят?
— Нет. Точно нет. Дитон заставляет меня заниматься сексом со всеми клиентами, таковы правила.
Девичья честь принесена в жертву богу лжи и гормонов.
— К этому надо тщательно подготовиться...
— Ты сексом собираешься заняться, а не шаттл в космос запустить...
Секс лучше всего пока его ещё нет, потому что пока его не было, секс — это твоя мечта, вокруг этого крутится весь твой мир.
Первый мужчина у женщины — не тот, с кем она потеряла свою девственность, а тот, кто по-настоящему раскрыл в ней женственность, пробудил страсть и сделал ее счастливой.
На самом деле этой девочке было по крайней мере под тридцать (никогда я не мог установить её точный возраст, ибо даже её паспорт лгал), и она давно уже рассталась со своей девственностью при обстоятельствах, менявшихся по настроению её памяти.
— Мне кажется, я не успеваю сделать что-то важное, что я живу не по плану…
— Что значит «не по плану»? Это только твоя жизнь. Зачем тебе оглядываться на других?
— Но почему я сначала должен стать дипломированным специалистом и только потом — мужчиной? Ведь у моих друзей всё наоборот.
— Вот торопыга, — засмеялась Катя. — Учи давай, специалист!
— Но я опаздываю жить…
— Жить никогда не поздно!
Хорошие чистые девочки, к которым старается вернуться каждый мужчина. Девственницы. Не проститутки.
Они любят думать, что мы, девушки, чисты, как только что выпавший снег. Девственные невесты. А не грязная шваль.
— Что еще за «Проект Элронд»? — спросила Энни.
— Надо же было как-то его назвать, — ответил Венкат.
— И ты выбрал Элронда? — не отставала Энни.
— Потому что это секретная встреча? — предположил Митч.
<...>
— А почему «Элронд» означает секретную встречу? — поинтересовалась Энни.
<...>
— Элронд, — объяснил Брюс. — Совет у Элронда. Из «Властелина колец». На этом собрании они решили уничтожить Кольцо Всевластья.
— Господи, — вздохнула Энни. — Уверена, что ни один из вас не лишился девственности до выпускного звонка.
Девственность — это товар, который не падает в цене...
— У меня твои трусики!
— У меня твоя девственность!
Я всегда был мастером по сворачиванию косяков. Если бы я был также ловок в общении с женщинами, я бы не упустил столько шансов потерять девственность.
Девственность не зря была дана. Это ворота к женской душе. Как она их откроет, так и сложится ее жизнь.
— А вы имеете интимный опыт с женщинами?
— Нет.
— Тогда пойдемте на крышу дома №6 — там гудрон, мягко, тепло, романтично...
— Мне не было больно. Ни секунды. Когда-то мама мне сказала, что если любишь парня, который у тебя первый, то не будет больно.
Знаешь, папа каждый день предупреждает нас, чтобы мы не залетели, но он не говорит о том, как еще они могут нас поиметь.
— А если бы ты был нормальным, чтобы ты сделал?
— Сперва я потерял бы девственность... Несколько раз...
В мире единственное, что можно назвать девственным — это оливковое масло высшего сорта.
— Значит, ты потерял невинность, пока я играл в «Magic: The Gathering»?
— Ты всё ещё в неё игрешь?
— Да, но уже не так часто.
Единственный тип девушек, с которым хронический девственник вроде тебя сможет поладить, только такие же хронические девственницы, для которых ты — последний шанс!
Не плюйся на меня. Девственность заразна.
Как может девственник, питающийся покупными победами, понять, что такое любовь?
Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.
Отношения нужно начинать с отношений, а не с пристраивания своей девственности.
Разве не все равно, занять ли такой дом, в котором жили многие, или такой, в котором никто не жил? И не все ли равно, плыть на корабле, где уже плавали тысячи людей, или где еще никто не плавал? Вот так же все равно, жить ли с женщиной, которую уже знавали многие, или с такой, которую никто не трогал.
Нет никакой доблести в сохранении добродетели, на которую никто не покушался.