Сопереживать страданиям друга может всякий, а вот успехам — лишь натура необычайно тонкая.
Иногда я смотрю на людей и пытаюсь принять их ближе, чем просто какого-то прохожего. Представляю, как сильно они кого-то любят или как много боли они перенесли.
Разве есть что-то страшнее чувства, что ты не в силах облегчить страдания невинного?
Все прекрасные чувства в мире весят меньше, чем одно доброе дело.
Слушать с предвзятостью – значит никогда ничего так и не услышать… А если вы действительно хотите расслышать человека, вы должны встать на его место, вы должны сопереживать ему.
Сопереживание, в отличие от жалости, всегда внутри. Чтобы испытывать его, требуется способность оказаться в чужой шкуре <..> и уже оттуда собственными глазами оглядеть ближайшие окрестности и дальние пригороды чужой души. Не содрогаясь, но и не умиляясь, сохраняя спокойствие, как наедине с собой, перед зеркалом. Оттуда, изнутри, действительно очень просто понять всякого человека... Дурацкая, кстати, общеизвестная формула: «понять — значит простить», поскольку настоящее, глубинное понимание наглядно показывает, что прощать, собственно, нечего.
Остановитесь на минутку возле нищего на углу улицы; обратите внимание, кто из прохожих вытаскивает из кармана грош для него; в семи случаях из десяти это люди, сами обретающиеся на грани нужды; остальные трое — женщины. Из этого обстоятельства коммунист, наверное, сделал бы вывод, что у буржуа нет сердца; я же прихожу к гораздо более радостному убеждению, что у пролетария большей частью сердце имеется и что он по существу склонен к сочувствию, любви и самоотверженности. Коммунизм со своей ненавистью и классовой яростью хочет превратить этого человека в зверя; такого унижения бедняки не заслуживают.
Я так и думал: вы неспособны на сочувствие, на сопереживание. Это типично для людей, которых никто не любил в детстве.
– Зрителю и читателю необходимо сопереживание. Даже отождествление.
– Угу, – сказал я. – Герой режет себя бритвой, а ты морщишься и отворачиваешься, потому что зеркальные нейроны заставляют переживать это как происходящее с тобой. Отождествление – это всего лишь непроизвольная реакция, помогавшая обезьянам выживать. На другого падает кокос, и ты понимаешь, что тебе под эту пальму не надо… Если масскульт – а все, что рецензируется в СМИ, и есть масскульт – вызывает у тебя «сопереживание», это значит, что твоими мозгами и сердцем играют в футбол те самые черти, которые несколько секунд назад впаривали тебе айфак-десять или положительный образ Ебанка.
— Там было всего одно свободное место, и я отдал его богатому парню, потому что он дает деньги, которые мы потратим на открытие акушерского отделения.
— Больше всего меня пугает то, что что ты можешь смотреть на парня, которому только что подписал смертный приговор, и даже не переживаешь.
— А я здесь не для того, чтобы переживать.
— Если с ним что-то случится, я не переживу.
— Не переживай. В смысле, переживай. В смысле, нормально всё будет, не волнуйся.
— Если обязанность наставника – взвалить на себя ученика с его болью, то в чём же тогда обязанность ученика? Стать настолько сильным, чтобы взвалить на свои плечи наставника. Легко, наставник. Я никогда не думала, что вы настолько легкий. Видите, наставник? [смотрит на луну]
— Да, вижу. Такую, какую никогда не видел... Прекрасную...
Взяв частности за основы и показав лишь одну сторону медали, Михалков снял псевдоисторическое артхаусное кино, уготованное к юбилею 65-летия победы над фашистскими захватчиками. При этом продвигая свой фильм как исторически грамотное масштабное военное полотно. И, допустим, мы не заметили многочисленных ляпов, и пускай замечательные актёры больше играют Михалкова, нежели своих персонажей, но «Утомлённые солнцем» в отличие от той же «9 роты», которая к истории имела крайне малое отношение, показывает не героев, за которых хочется сопереживать; не чувство храбрости, чести, долга, которыми добывалась победа. Он показывает тупых недалёких дезертиров, трусов и моральных уродов, которые, несомненно, были в то время, но почему-то мне казалось, что они к победе имеют крайне малое отношение. <...>
Вопящим направо и налево, что «все шестьдесят пять снимали фильмы о подвигах и хороших людях, пора бы и другие снимать», хочется задать вопрос: как можно сопереживать плохим персонажам? Не приукрашенным плохим, таким, как Ганнибал Лектер, или грабителям из фильма «Схватка», а именно плохим? Как должно выглядеть сопереживание какому-нибудь насильнику, убийце, предателю? Насколько надо развить характер персонажа, чтобы зритель забыл, как этот персонаж в начале фильма убивал своих, да и в конце концов, 9 мая восхваляет несколько других людей, несколько другие качества, нежели показанные Михалковым.
Недостаточно просто врубить грустную музыку и рассказать грустную историю! Так не работает! Возьмём всё ту же «Клинику». Серия 2, сезон 8, в которой умирал чёрный пациент. Казалось бы, мы тоже не видели его семью, мы не видели флэшбэков или чего-либо из его жизни. Перед нами просто прикованный к кровати мужчина, который скоро умрёт. Почему же его история вызывает сопереживание и грусть? Да потому что он не картонка, у него есть человеческие потребности, у него человеческое поведение. Он не вываливает всё сокровенное первому встречному в первую же минуту знакомства. По крайней мере, для зрителя. То же самое не делают и обычные люди, такие, как мы с вами. <...> Чтобы сопереживать, ты хочешь раскрытия персонажей.
— Сериал «Во все тяжкие» стал невероятно популярным во всем мире, причем особенно среди мужской части зрителей. Как вы думаете, почему так произошло?
— Мне кажется, дело в том, что мужчина всегда чувствует ответственность за семью и свои поступки. Во всяком случае это присуще любому нормальному мужчине. Уолтер Уайт был таким до тех пор, пока не подошел к краю, за которым оказалась пропасть. Тяжесть принятия решения, необходимость держаться во что бы то ни стало, проблема выбора — все это знакомо каждому мужику с железным характером. Не знаю, может быть, у кого-то были и иные причины смотреть сериал (в нем есть и насилие, и саспенс, которые многие так любят, и кошки-мышки с полицией и мафией), но, на мой взгляд, основная причина — в сопереживании Уолтеру.
Коль горе чужое тебя не заставит страдать,
Возможно ль тебя человеком тогда называть?