Для того чтобы быть ближе к Богу, храмы не нужны. Бог должен быть в душе.
Каждый верит, что старый год и вправду унесет все плохое и ненужное, а новый – обязательно подарит счастье. Люди верят в это, сколько бы боли и разочарований им не пришлось пережить. Они верят в то, что наступивший год обязательно станет счастливым.
... все планы, даже если удается удержать их в памяти, с течением времени имеют тенденцию неумолимо меняться под влиянием, лихорадочной и сверх меры оптимистической хватки событий.
Дети ненавидят щедро и причудливо. Их ненависть немногого стоит. А вот стать объектом ненависти взрослого – всё равно что принять посвящение в серьёзную новую жизнь.
По наступлении определённого возраста путешествие по городу пробуждает слишком много грустных воспоминаний: количество адресов, по которым некогда жили люди, отошедшие ныне в мир иной, становится удручающим.
Единственным приемлемым решением проблемы было бы отменить прошлое.
Не всё сущее имеет причину, утверждать противоположное – значит вмешиваться в работу природы, что бессмысленно и даже небезопасно. Есть вещи, которые просто существуют.
Разве писание не есть разновидность того же парения, доступная форма полёта, не чудо воображения?
... далеко не все, что делает человек, особенно когда остается один, поддается логическому объяснению.
Несчастными людей делают не только порочность и интриги, недоразумения и неправильное понимание, прежде всего таковыми их делает неспособность понять простую истину: другие люди так же реальны.
Как же утонченно чувство вины способно разнообразить пытку, кидая мячики подробностей в вечное кольцо, заставляя всю жизнь перебирать одни и те же четки.
... эгоизм и доброту лучше всего не противопоставлять друг другу.
В наши дни совершенно невозможно судить об уровне образования человека по тому, как он говорит, одевается, какие у него предпочтения в музыке. Безопаснее всего обращаться с каждым встречным как с высоким интеллектуалом.
Детство — это возможность наслаждаться своей беспомощностью.
Один из признаков детства — это возможность кого-нибудь мучить и волновать.
Но, взглянув на себя в зеркало над лестницей, она увидела женщину, направляющуюся на похороны, печальную, более того – суровую. Этот черный панцирь делал ее похожей на какое-то насекомое, живущее в спичечном коробке. На жука-рогача. Она словно прозрела свое будущее, когда станет восьмидесятипятилетней тощей вдовой, и, безо всяких колебаний быстро повернувшись, поспешила обратно в комнату.
Сесилия не слишком огорчилась, что ей пришлось переодеваться. Ни на минуту не забывая о том, что предстоит ей сегодня вечером, понимала: чувствовать себя она должна уверенно. Черное платье упало на пол, она переступила через него, оставшись в черных туфлях и нижнем белье, и стала обозревать все, что висело в гардеробе, не забывая об утекающих минутах. Появляться в суровом обличье она никак не желала. Она хотела чувствовать себя свободно и в то же время выглядеть сдержанной. А более всего ей хотелось выглядеть так, словно она и минуты не потратила на размышления о том, как одеться.
Они были друзьями с детства, но теперь это становилось преградой – им было неловко перед самими собой, прежними. В последние годы их отношения стали несколько вымученными, но старая привычка общаться по-дружески сохранилась, и сломать её теперь, чтобы ощутить себя незнакомцами в интимном плане, было нелегко, для этого требовалась ясность цели, а она-то как раз и отсутствовала.
... откинувшись на спинку стула, он наслаждался нормальной жизнью. В её обыденности заключалась красота, оценить которую мог он один.
День за днём мы являемся свидетелями преступлений друг друга. Ты сегодня никого не убил? Но скольких ты оставил умирать?