От того я теперь мудр, что раньше был безумен.
Есть ли на свете хоть одно сердце, которое бьётся для меня?
Я, видите ли, человек независимый. Почему от меня требуют, чтобы я сегодня думал то же самое, что я думал полтора месяца тому назад? Если бы это было так, мое мнение было бы моим тираном.
Мысль вызывает страдания.
Слово дано человеку, чтобы скрывать свою мысль.
Красотки лицемерят,
Безумен, кто им верит.
Никогда ещё мода и красота не были так далеки друг от друга.
Я любил правду... А где она?... Всюду одно лицемерие или по меньшей мере шарлатанство, даже у самых добродетельных, даже у самых великих! Нет, человек не может довериться человеку.
Политика — это камень на шее литературы; не пройдет и полгода как он потопит литературное произведение. Политика средь вымыслов фантазии — это всё равно что выстрел из пистолета среди концерта: душераздирающий звук, но при этой безо всякой выразительности.
Кто оправдывается, тот сам себя выдаёт.
Стоит только человеку сделать глупость, как он пытается тотчас же сослаться на свои добрые намерения.
Какой шум! Какая масса народа, и у каждого свои заботы! Каких только планов на будущее не роиться в голове двадцатилетнего юноши! Как все это отвлекает от любви!
Какую жалость внушил бы наш провинциал юным парижским лицеистам, которые в 15 лет уже умеют входить в кафе с развязным видом?
Ибо надо себя развлекать, — продолжал маркиз, — это самое существенное в жизни.
Богатый человек с широкой натурой ищет в делах развлечения, а не выгоды.
... Хорошо делать два дела сразу — вещь нелегкая...
Истина сурова.
Если Жюльен только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный, пусть пробивается сам...
... Слава часто бывает и незаслуженной.
Никаких подлинных страстей в девятнадцатом веке нет. Потому-то так и скучают во Франции. Совершают ужаснейшие жестокости, и при этом без всякой жестокости.
... Истинная страсть эгоистична.
Вы не понимаете своего века. Делайте всегда обратное тому, что от вас ожидают. Это, по чести сказать, единственный закон нашего времени. Не будьте ни глупцом, ни притворщиком, ибо когда от вас будут ждать либо глупостей, либо притворства, и заповедь будет нарушена.
И вот так же никогда глаз человеческий не увидит Жюльена слабым, прежде всего потому, что он не таков. Но сердце мое легко растрогать: самое простое слово, если в нем слышится искренность, может заставить мой голос дрогнуть и даже довести меня до слез. И как часто люди с черствою душой презирали меня за этот недостаток! Им казалось, что я прошу пощады, а вот этого-то и нельзя допускать.
Самолюбие проскальзывает даже в сердца, служащие хранилищем самой высокой добродетели.
... Я вся — одна сплошная любовь к тебе. Даже, пожалуй, слово «любовь» — это ещё слишком слабо. У меня к тебе такое чувство, какое только разве к богу можно питать: тут все — и благоговение, и любовь, и послушание...
Подозревать, что ваш соперник любим, — это нестерпимо, но слышать из уст обожаемой женщины подробности этой любви — это поистине верх мучений.
Во Франш-Конте чем больше нагорожено стен, чем больше щетинятся ваши владения камнями, нагроможденными один на другой, тем больше вы приобретаете прав на уважение соседей.
Люди видят, что вам не доставляет удовольствия, когда они заговаривают с вами, а в такой общительной стране, как наша, вы осуждены быть горемыкой, если не заставите себя уважать.
Разве дорога становится хуже от того, что по краям ее в изгороди торчат колючки? Путник идет своей дорогой, а злые колючки пусть себе торчат на своих местах.
... они не способны тронуть сердце, не причинив ему боль.
Говорю один, сам с собой, в двух шагах от смерти и все-таки лицемерю... О, девятнадцатый век!