Это было её царство. Изящное и холодное царство стекла и стали. Царство магнитных карточек, металлодетекторов и с видеокамерами на каждом шагу. Холоднее, чем морозильная камера. Холодное, как ствол пистолета.
Что означает «П. П.»? Паршивый Предатель?
Моя беретта нервно зашевелилась под курткой. Но двери вагона уже захлопнулись за мной, и поезд тронулся. Следующая остановка — станция «Роско-стрит»... и Алекс.
В этом лабиринте не прятался минотавр, но где-то на гремящей палубе старого грузовика меня поджидал шкипер «Харона», неумолимый, как старый паромщик у берегов Стикса.
Три года мне снилась месть. Три года кошмаров, где я подхожу к ним вплотную, а затем всё рушится. Теперь я подошёл вплотную и наяву. Я знал имя своего врага — Николь Хорн. Мне было нечего терять.
В темноте Нью-Йорк изменялся до неузнаваемости, и песни Синатры начинали звучать фальшиво. И на улицах этого города, ночного Нью-Йорка, вершатся тёмные дела.
Я чувствовал себя крутым детективом из кино — Шерлоком Холмсом, идущим по следу Мориарти, стремящимся разрешить все загадки. Я шёл от разгадки к разгадке к концу, каким бы он ни был.
— Леди и джентльмены, к нам пожаловало шило в заднице!
— В мусорной заднице!
— Сами придумали или какого-нибудь алкаша с улицы специально пригласили? Не нужно отвечать, это риторический вопрос. У меня есть кое-что для босса. Люпино здесь?
— А это смотря кто спрашивает: друг или ищейка из отдела по наркотикам? Не отвечай, это этот... как ты его назвал... риторический вопрос!
Мне сразу не понравился этот спектакль. Правда для меня отвели самое лучшее место — в середине первого ряда партера.
Во что играем? В «казаки-разбойники»? Если вам что-то от меня нужно, говорите прямо!
Ты собираешь мозаику, а уложив последний кусочек картона, узнаёшь в картине себя, собирающего ту же мозаику. Городская легенда, ставшая реальностью.
Глаза у меня добрые, но рубашка смирительная...
Самое плохое в желаниях — это страх потерять, или вообще не получить то, чего хочешь. От таких мыслей человек слабеет.
Не знаю, как насчёт ангелов, но у людей крылья вырастают от страха...
Многочисленными оправданиями своих грехов ты пытаешься загладить вину, чтобы заставить утихнуть совесть и попытаться спасти свою душу, а, точнее сказать, то, что от неё осталось.
Если единственный выбор является неправильным, то это скорее не выбор, а судьба.
На мой взгляд, люди делятся на две группы: одни всю жизнь пытаются построить свое будущее, другие тратят жизнь, пытаясь исправить прошлое.
Прошлое — как провал. Сколько ни беги от него, бездна за спиной будет только глубже, все страшней, все ближе. Выход один — заглянуть туда. Словно заглянуть в собственную могилу. Словно поцеловать дуло пистолета, где пуля дрожит от желания снести тебе голову.
Парадокс состоит в том, что ты не можешь считаться «хорошим парнем» только потому, что тебя ненавидят и пытаются убить плохие. Вообще, мир отнюдь не делится на «плохих» и «хороших», в нём нет чётко различимой разницы между тем, что принято называть добром и тем, что считается злом, всё субъективно и относительно. А уж любовь тем более. Любовь слишком сложна, чтобы можно было повесить на неё ярлык греха или добродетели.
Ничто так не говорит о нас и нашем характере, как те ошибки, которые мы порой совершаем.
В дурном сне, что ни делай, выйдет несчастье. Я просыпался ночью в страхе, что день — это просто сон.
Мне прострелили руку. Хорошо хоть ту, в которой я держу стакан с виски, а не пистолет.
Мне никогда не приходилось искать себе проблемы, они сами меня находили.
У богатства и славы есть свои минусы: плохие парни всегда знают, кого похищать.
Как всегда, покойник знал ответы на все вопросы.
Я чувствовал себя ангелом мщения. Я выглядел, словно злобный лысый жирдяй.
Еще одна дождливая ночь, еще один полицейский участок, еще одна тщетная попытка исправить ошибки. Время идет, но ничего не меняется.
Если на вашу вечеринку заявлялись эти ребята, то про кусок торта и пиньяту можно было позабыть.
Какой-то бедолага, которому не повезло с работенкой, наверняка долго удивлялся тому, что на земле вдруг оказалось больше трупов, чем под ней. Я лишь мог понадеяться, что он хотя бы не слышал гром выстрела, которым его убили.
Еще пару минут без колес — и мой рассудок был бы невыносимо ясен.
Я размышлял, портить ли им веселье или повернуть обратно, но моя природная ловкость и грация решили все за меня.
Только вчера завязал — и почему-то снова в канаве.
Я сидел в этом баре уже где-то часа три — ну, или где-то пять лет, смотря как посмотреть.
Когда пролежишь несколько часов в дерьме, начинаешь ценить то, что у тебя есть.
Мне показалось, что это место вполне подойдет для того, чтобы перевести дух и все обдумать. К несчастью, это же пришло в голову и другим достойным джентльменам.
Я не знал, было ли это хорошим укрытием или нет. Когда половина полиции города и банда полоумных боевиков хотят отправить тебя на тот свет, то, в моем понимании, раствориться в толпе — сойдет за укрытие. И, по крайней мере, когда нас все-таки подстрелят, то, быть может, какая-то добрая душа снимет это и выложит видео в интернет.
Я уже слишком долго не видел Фабиану. Но её отрезанные пальцы мне тоже пока не попадались, значит, всё было ещё не совсем плохо.
Слушай, если хочешь меня пристрелить, сделай это побыстрей. У меня ещё куча дел.
Когда просыпаешься, мир в тумане. Что во сне было ясным, оказывается бессмыслицей. Никаких чудес, никакого волшебного спасения. Но ты хотя бы не спишь.
С этим баром у меня связано много воспоминаний — пусть и туманных, но все же воспоминаний.