Для Тэсс, как и для всех, кто познал горе, красота заключалась не в самой вещи, а в том, что эта вещь символизировала.
— Вы хотели бы что-нибудь узнать?
— Пожалуй, мне хотелось бы узнать, почему... почему... солнце светит равно и добрым и злым.
... Казалось, единственной её мечтой было избегать людей или, вернее, той холодной накипи, именуемой обществом, которая, столь грозная в массе, не страшна и даже достойна жалости в лице отдельных своих представителей.
Когда скорбь становится бездумной, сон вступает в свои права.
Во всяком случае, ей не будет легко здесь, пока долгие годы не сотрут случившегося из ее памяти... она могла жить счастливо в каком-либо уголке, где нет воспоминаний.
Предаваться воспоминаниям — это не столько дар, сколько болезнь, а единственное отрадное чаяние, то, что зиждется на слепой вере, это нечто нереальное, тогда как ожидание, вскормленное надеждой или какими-то другими смешанными чувствами — терпением, нетерпением, решимостью, любопытством, — сводится к непрестанному колебанию между радостью и мучением.
Значение имеет не длительность, а интенсивность пережитого испытания. Через страдание пришла она к духовной зрелости.
Разум наш иногда не может справиться с нашими побуждениями.
Когда лица твоего исчезнет прелесть, тот, кто любит тебя, возненавидит;
Не будет прекрасным лицо твое под осень жизни твоей.
Ибо жизнь твоя упадет, как лист, и прольется, как дождь;
И вуаль на твоей голове будет скорбью, а корона болью.
Природа — она своего требует; выругаешься, и словно на душе легче; стало быть, надобность такая, без этого на свете не проживешь...
Он вступил в счастливейшую пору в жизни мужчины; и ум, и чувства его были четко разделены: он миновал то время, когда по молодости лет чувства у юноши вторгаются в разум и заставляют его подчиняться их внезапному пробуждению, но для него еще не настала пора, когда под влиянием жены и семьи чувства снова завладевают разумом и порождают предвзятость. Короче говоря, ему было двадцать восемь лет, и он был не женат.
Молчание иной раз обладает удивительной силой — оно как бы становится вырвавшейся на свободу душой чувства, покинувшей свою оболочку, и тогда оно гораздо значительней, чем слово.
А бывает и так, что иной раз сказать мало — значит сказать больше, чем наговорить целую массу слов.
... все несчастья в мире относительны...
Если женщина с сильным характером безрассудно отрекается от своей силы, она становится беспомощнее самой слабой, которой не от чего отрекаться. Она беспомощна хотя бы потому, что впервые сознает свою слабость. У нее нет еще никакого опыта, и она не знает, как ей лучше поступить
Исчезновение Батшебы предоставляло Оуку счастливую возможность воспользоваться способом разлуки, который для людей некоего определенного склада оказывается как нельзя более действенным, а других побуждает идеализировать отсутствующий предмет любви, в особенности тех, чье чувство, — казалось бы, спокойное, ровное, — пустило глубоко прочные, невидимые ростки.
Платье для женщины — это часть её самой, и всякий беспорядок в одежде это то же, что телесный изъян, рана или ушиб.
Ее охватило черное отчаяние, и она готова была укрыться в могиле.
... Более совершенная её красота соответствовала менее созерцательному настроению; более возвышенное настроение — менее совершенной красоте.
Ясно, она уже не считала оскорблением его бесцеремонное восхволение ее внешности.
Вот это-то и было роковым упущением со стороны Болдвуда — он ни разу не сказал ей, что она красива.
— Да я ужасно жалею, — быстро ответила она.
— О чем же ты жалеешь?
— О том, что мой роман кончился.
— Все романы кончаются со свадьбой.
— Зачем ты это мне говоришь? Ты ранил меня в самое сердце своей злой шуткой.
— А ты нагоняешь на меня тоску. Мне кажется, ты ненавидишь меня.
— Не тебя, а твои пороки! Да, я ненавижу их!
— Лучше бы ты постаралась исправить меня.
В морозную зиму ночь приходит как враг, в тёплый летний вечер — как возлюбленная, а в этот мартовский день она несла успокоение.
Такое прекрасное чувство — camaraderia (Товарищество (франц.).) обычно зарождается на почве общих интересов и стремлений и, к сожалению, редко примешивается к любви представителей разных полов, потому что мужчина и женищина объединяются не для совместного труда, а для удовольствий. Но если счастливое стечение обствоятельств позволяет развиватся подобному чувству, то лишь такая сложная любовь бывает сильна как смерть, — любовь, которую не загасить никаким водам, не затопить никаким потокам, любовь, в сравнении с которой страсть, обычно присваивающая себе это имя, — лишь быстро рассеивающийся дым.
— Да так оно и случается в жизни: нипочем не сбудется то, что нам желанно, спокойно прибавил он, как человек, закаленный в испытаниях.