Для Тэсс, как и для всех, кто познал горе, красота заключалась не в самой вещи, а в том, что эта вещь символизировала.
— Вы хотели бы что-нибудь узнать?
— Пожалуй, мне хотелось бы узнать, почему... почему... солнце светит равно и добрым и злым.
... Казалось, единственной её мечтой было избегать людей или, вернее, той холодной накипи, именуемой обществом, которая, столь грозная в массе, не страшна и даже достойна жалости в лице отдельных своих представителей.
Когда скорбь становится бездумной, сон вступает в свои права.
Во всяком случае, ей не будет легко здесь, пока долгие годы не сотрут случившегося из ее памяти... она могла жить счастливо в каком-либо уголке, где нет воспоминаний.
Значение имеет не длительность, а интенсивность пережитого испытания. Через страдание пришла она к духовной зрелости.
Разум наш иногда не может справиться с нашими побуждениями.
Когда лица твоего исчезнет прелесть, тот, кто любит тебя, возненавидит;
Не будет прекрасным лицо твое под осень жизни твоей.
Ибо жизнь твоя упадет, как лист, и прольется, как дождь;
И вуаль на твоей голове будет скорбью, а корона болью.
... все несчастья в мире относительны...
Ее охватило черное отчаяние, и она готова была укрыться в могиле.
... Более совершенная её красота соответствовала менее созерцательному настроению; более возвышенное настроение — менее совершенной красоте.
В морозную зиму ночь приходит как враг, в тёплый летний вечер — как возлюбленная, а в этот мартовский день она несла успокоение.