— Кончай радоваться!
— Я не радуюсь.
— Тогда чего ухмыляешься?
— Я не ухмыляюсь. Лицо такое.
— Иногда ты просто сволочь.
— Да. А ты хороший парень.
— Я хоть пытаюсь.
— Ну, раз пытаешься, можно делать что хочешь.
— А раз ты не пытаешься, можно что хочешь говорить.
— Нам вместе подвластно все! Можем править миром!
— *Многозначительный вздох*
— А без этого, какие у мальчика шансы?
— Минимальные. Яд прошёл гематоэнцефалический барьер.
— «Минимальные» — это, видимо, британский вариант фразы «хрен-два у него есть какой-то шанс».
— Я австралиец.
— У вас королева на банкнотах. Вы — британцы.
Я серьёзен как сердечный приступ.
Не желаю думать о последствиях. Не желаю думать о... Вообще не желаю думать. Просто... действовать.
Дети — это сатанинский будильник.
Ничего такого — основная причина смерти медицински безграмотных подростков.
— ... нужно понять, что же пошло не так, чтобы учиться на своих ошибках.
— Чтобы кидаться с обвинениями, а не признавать, что плохое иногда случается.
Не рискуешь — не продуешь.
Детский рёв громкостью в 120 дБ будит во мне убийцу, не доставай.
Гениальность имеет побочные эффекты.
У меня есть теория насчет хороших мальчиков. Хорошими их делает не моральный долг, хорошими мальчиков делает боязнь Бога.
Я думала, вы так зациклены, что не способны любить. Я ошибалась. Просто вы не смогли полюбить меня, но это ничего. Я рада за вас.
— Ты был прав.
— Он поправится.
— Нет, насчет меня. Я тебя не забыла. Ты был единственным. И ты всегда им будешь. Но я не могу быть с тобой.
— Я тот самый, но ты хочешь другого, который по определению никогда не станет мной.
— Прекрасно, что ты всегда считаешь что прав и ужасно, что ты действительно почти всегда прав. Ты талантливый, веселый, необычный, сексуальный, но с тобой мне было одиноко, а с Марком всегда тепло.
— Ясно.
Счастье — в неведении.
Если во Вселенной есть какой-то высший разум, он настолько выше нашего понимания, что даже думать о нем не смысла.
Нужно верить в идеал, и быть не в состоянии ему соответствовать.
— Почему ты стал врачом?
— Когда мне было четырнадцать, отец служил в Японии. Я лазил по скалам с парнем из класса, он сорвался, ранился, я повез его в больницу. Мы вошли не с того входа и там, в холле, был парень. Уборщик. У моего друга началось воспаление, врачи не знали, что делать и тогда привели уборщика. Он был врачом. И еще бураку. Это японское касто неприкасаемо. Его предки были палачами и могильщиками. И он сам, конечно, знал, что персонал больницы его не примет, он и не пытался. Он был плохо одет и не прикидывался им ровней. А управляющие больницей и не подозревали, что он для них находка, пока не дошло до дела, потому что он оказался прав, и тогда все остальное стало неважно, им пришлось его слушаться.
Наверное, хочешь меня психом назвать или гадом самонадеянным. Думаю, я и то, и другое. Есть причина, почему я такой. Мне постоянно больно. В хорошие дни боль просто невыносимая, а в плохие такая, что жить не хочется.
— Не хочешь ты умирать.
— Само собой не хочу.
— Ну так борись!
— Боролся! Пытался.
— Один раз. С раком смириться нельзя.
— Можно и нужно. Мне осталось пять месяцев. А из-за тебя я прохожу всё это в одиночку.
А ничегонеделание — это не план, это отсутствие плана.
— Боль в животе. Первый симптом в списке: хрипы.
— Хрипы не характерны для боли в животе.
— Верно. Боль в животе традиционно диагностируют по сокращению диафрагмы и вибрации гортани, в результате которых получается фраза типа: «У меня живот болит».
— То есть нужно перепроверить восемь лет записей в его карте из-за этого хрипа?
— Неплохо. Зовите, как закончите.
Ты трус, Хаус. Ты выискиваешь недостатки у других, потому что боишься заглянуть в себя.
— Ведь ночь на дворе! Ты знал, что я сплю!
— Позвонил бы — все равно разбудил, но по телефону не видно, в чем ты.
Женщин у меня полно. Вот почему я постоянно одалживаю деньги.
Наркотикам все равно, сколько тебе лет.
Она как выключенный холодильник. Если начать ковыряться внутри, овощи испортятся.
— Лишать ее сна даже на две минуты — это пытка!
— Резать людей ножом тоже пытка, но стоит надеть белый халат и тебе все сойдет с рук.
Всем нужна вера, и только тебе Бог сам кричит на ухо, что он существует.
За приступами интересно наблюдать, а не диагностировать их.
Ты была права, а толку, если не смогла настоять на своем.
— Нужен адвокат!
— Вы кого-то убили?
— Никого. Но еще не вечер.
Вы причинили ему боль. Если мир справедлив, Вам нужно страдать так же?
Мы все дураки. Это прибавляет жизни интереса.
Не нужно всегда проявлять мягкость, иногда стоит разозлиться.
— Ты был прав.
— Что, правда?
— Нет, ты козёл.
— Люди меняются, Хаус.
— Конечно, они стареют, их яичники высыхают и они западают на таких добряков, как ты.
Все тебя любят на смертном одре.
— Мы — мужчины, у нас есть свой кодекс!
— Он тебе нужен для того, чтобы не проиграл.