С людьми, у которых есть внутренние резервы, всегда происходят настоящие события. Это похоже на случайность, но они возникают из необходимости.
Я прогоняю от себя эту мысль. Она снова возвращается. На некоторых мыслях есть клей.
Самое важное всегда говорится под конец. Как бы мимоходом. В дополнении к контракту. На полях.
Прошлое-это роскошь, которой мы более не можем себе позволить.
— А что происходит с теми, кто чрезмерно талантлив?
— Он говорит, что они либо возносятся к звездам, либо идут на дно.
Нашу жизнь осложняет необходимость выбора. Тот, за кого выбор сделан, не испытывает сложностей.
Свобода выбора – это иллюзия, жизнь ведёт нас через целый ряд горьких, нелепых, повторяющихся столкновений с теми проблемами, которых мы не разрешили.
В глубине любой слепой, безрассудной влюблённости растёт ненависть к объекту любви, потому что он владеет единственным в мире ключом к счастью.
Мне никогда не привыкнуть к тому, как плачут мужчины. Возможно, потому что я знаю, как губительно действуют слёзы на их чувство собственного достоинства. Возможно, потому что слёзы так непривычны для них, что всегда переносят их назад, в детство.
Это был один из тех дней, когда можно задать вопрос, в чем смысл существования, и получить ответ, что никакого смысла нет.
Влюбленность — это своего рода безумие. Сродни ненависти, холодности, злобе, опьянению, самоубийству.
Влюблённости придают слишком большое значение. На 45 процентов влюблённость состоит из страха, что вас отвергнут, на 45 процентов — из маниакальной надежды, что именно на сей раз эти опасения не оправдаются, и на жалкие 10 процентов — из хрупкого ощущения возможности любви.
Очень немногие люди умеют слушать. Либо какие-то дела отвлекают их от разговора, либо они внутри себя решают вопрос, как бы попытаться сделать ситуацию более благоприятной, или же обдумывают, каким должен быть выход, когда все замолчат и наступит их черёд выходить на сцену.
Желание понять — это попытка вернуть то, что ты потерял.
Я никогда не могла быть снисходительной к чужим любовным страданиям. Я вижу, как они находят мужчину под радугой. Я вижу, как у них появляются дети, как они покупают детскую коляску, как они ходят гулять по набережной в лучах весеннего солнца, как они снисходительно посмеиваются надо мной. Потом через месяцы, она находит его в обнимку с одной из других счастливых матерей и превращается в духовного карлика. И тут меня извлекают на свет белый, стряхивая с меня пыль. И я должна слушать, как тяжело быть разведённой матерью-одиночкой, как всю её молодость высасывает из неё ребёнок, который превратился теперь в машину, использующую её и ничего не дающую взамен.
Все мы живём, слепо доверяя тем, кто принимает решения. Слепо доверяя науке. Ведь мир безграничен, а любая информация неопределенна.
В кактусах есть какое-то упрямство. Им приходится пробиваться через несколько кубических метров камней. Солнце не хочет, чтобы они росли, ветер пустыни не хочет, чтобы они росли, засуха не хочет, ночные заморозки не хотят. И всё равно они пробиваются наверх. Они ощетиниваются своими колючками, прячась за своей плотной оболочкой. И не сдаются ни на миллиметр. Я чувствую к ним симпатию.
Из-за того что резиновые сапоги мне велики, носки с меня сползли. Нельзя вести достойное существование в сползших носках.
Во всяком случае, именно то, как я одета, заставляет этого человека прислушаться к тому, что я говорю. Кашемир, меховая шапка, перчатки. Конечно же, он хочет и имеет право отправить меня вниз. Но он видит, что я похожа на респектабельную даму. А ему не часто на копенгагенских крышах встречаются респектабельные дамы.
Планы, которые удаётся сохранить в тайне, лучше всего осуществляются.