Иногда внушаешь себе, что есть выбор, хотя на самом деле его нет. Понимаете, о чем я? Наличие альтернативы не означает, что эта альтернатива годится для тебя.
То, что нас не убило, закалило нас. Сделало сильнее. Подарило нам опыт выживания.
Ты перековал орала на мечи, Вош. Ты создал нас заново.
Мы глина, а ты Микеланджело.
И мы станем твоим шедевром.
Иные считают, что наша надежда — это заблуждение. Это слабость. Но они ошибаются. Именно наша надежда позволяет нам выживать. Позволяет гнуться, но не ломаться. И эта надежда позволит нам победить. Именно надежда делает нас людьми.
Он потерял надежду, а это убивает задолго до наступления смерти.
Момент истины приходит внезапно. Не ты выбираешь время. Время выбирает тебя.
Я бы и человека убила за чизбургер. Честно. Если наткнусь на того, кто ест чизбургер, я его прикончу.
Сумасшедшим можно назвать человека лишь в том случае, если рядом с ним есть кто-то нормальный. Это как хорошо и плохо. Когда кругом слишком хорошо, это может означать, что кругом всё плохо.
Становилось все хуже и хуже, а стоило нам подумать, что хуже уже быть не может, становилось еще хуже.
Некоторые желания никогда не смогут быть удовлетворены. Некоторые открытия уменьшают ценность поисков.
Нельзя полагаться на удачу. Иные отучили меня верить в удачу.
Но можно ли довериться любви?
Я скучала по тому Эвану. Тот Эван спас меня из ледяного плена, отогрел и откормил гамбургерами. Он притворялся тем, кем не был, и скрывал свою подлинную сущность.
Спокойный, тихий, уравновешенный, надежный, сильный Эван. Не этот Эван Другой — измученный, нервный, конфликтный. Эван, который ушел, уже там, в двухстах милях над нами, и у него нет шансов вернуться. Не их Эван. Мой Эван. Неидеально идеальный парень.
Почему нам всегда достается тот Эван, которого мы заслуживаем, а не тот, о котором мечтаем?
Когда не знаешь, что делать, лучше не делать ничего. Притвориться мертвой. Выбор опоссума.
Вот она, ошибка в генеральном плане Воша: если нас не убить сразу, те, кто останется, не будут слабаками.
Останутся только сильные, те, кого согнули, но не сломали.
Ну и врун. Да тем, о чем он молчал, можно доверху набить Гранд-каньон.
«Ты собираешься уничтожить собственную цивилизацию. Ради чего? Ради какой-то девчонки?»
Может, вы думаете, что такая жертва могла подтолкнуть меня к мысли, будто я какая-то особенная? Не могла. Мне было жутковато. Как будто один из нас с прибабахом, и это не я.
Не вижу ничего романтичного в геноциде.
Ха! Еще одна шутка. Знаете, если тебя никто не может развеселить, кроме тебя самой, то положение более чем печальное.
Знаешь, как мы отличием плохих парней от хороших? Плохие парни в нас стреляют.
— У меня сломан нос, — говорю я.
— А у меня лодыжка, — слышу в ответ.
— Тогда лучше я подойду к тебе.
Остатки моего мира были уничтожены днем в теплое солнечное воскресенье.
— Ненавижу тебя, — сказала я.
Он покачал головой:
— Это не правда.
— Хочу ненавидеть.
— Надеюсь, у тебя не получится.
— Самое сложное — первые две с половиной секунды.
— А самое лёгкое?
— Последние две с половиной секунды.
Папа должен все исправить.
Ведь это то, что делают папы. Они все исправляют.
— А если я буду последним человеком на Земле?
— Если ты будешь последним человеком на Земле, меня рядом с тобой не будет.
— Она вернётся, — твёрдо проговорил Бен.
— Почему ты так уверен?
— Потому что у нас нет резервного плана.
Не делай этого, сукин ты сын. Не прикасайся ко мне так, как никогда больше не прикоснешься. Не смотри так, как никогда больше не посмотришь.
Мир взорвался. Его осколки дождем сыпались вокруг меня.
Слишком многие говорят, когда на самом деле им и сказать-то нечего.
... Если я последняя — значит я и есть человечество.
А если это последняя битва человечества, то я — поле битвы.
— Эван, почему ты выстрелил мне в ногу?
— Потому что я не смог выстрелить тебе в голову.
– Мою семью... я не спас... зато спас тебя. Благодаря этому я снова почувствовал себя... человеком.
– А разве это трудно? Оставаться человеком.
– А разве нет?