— Знаешь, Эгиль, в молодости твой отец был отличным воином.
— Он был биркебейнером?
— Ты не рассказывал сыну?
— Биркебейнеры борются за правое дело. Но трудиться на земле и ставить на стол еду — это лучшее занятие для человека.
Того, кто занят своим делом и получает от него удовлетворение, бедность не угнетает.
Я не знаю, что делаю, но вложу в это всю свою душу.
По-моему, многие оказываются в подобном затруднении: им до того не хочется что-то делать, что у них даже нет времени задуматься, а чем бы им хотелось заняться?
Судьба – не каземат, а вокруг божий простор, надобно только жадно желать жить.
— Работа? — крайне удивился он, когда однажды я отозвался так о наших занятиях. — Вы действительно считаете, что это работа?
— А что же еще?
— Лично я назвал бы все это великолепнейшей игрой.
Григорий прибег к нехитрому армейскому принципу «Чем бы солдат ни занимался, лишь бы он задолбался».
— Любое занятие представляет собой феномен.
— Как это?
— Сначала ты чего-то достигаешь, а потом теряешь, причем навсегда. Это закон жизни.
Мой отец сказал мне однажды, что если ты занимаешься чем-то, о чем тебе неудобно рассказать своей семье — не стоит этим заниматься.
— Ты изводишь себя работой.
— Работа не дает мне бед натворить.
Порой мы делаем то, что нам не нравится, ради тех, кого любим.
Нужно совмещать то, что тебе не нравится с тем, что хочешь делать. Так устроена жизнь.
Нашел свое место в жизни — жди, покуда оно освободится.