— Кому нужна моя смерть?
— Лишь у дураков или уродов нет завистников.
— Жоффрей уважает короля.
— Но король не жалует тех, кто превосходит его в чем-либо.
— Почему у всех найденных вами женщин было перерезано горло?
— Я могу объяснить поступки бандитов, моих старых знакомцев, но эти восточные люди для меня загадка.
— Я желал бы больше с вами не встречаться.
— Почему?
— Это бы означало, что вы избавились от своих проблем. Вы снова будете той, кого я знал — вельможной и прекрасной.
— Я знаю, что вы сгораете от нетерпения вернутся ко двору и знаю, что вас заботит.
— Поделитесь.
— Это очень сложно: какое платье надеть, какие драгоценности, какую прическу сделать...
— Этот тип оплёвывает двор и короля, прочтите.
— «Куда плывут наши экю, мой друг, в карман двору и...» [Анжелика смеется над продолжением]
— Если вы смеетесь, это доказывает, что он опасен.
— Мои люди охраняют все двери, таков приказ короля, но у вас есть ваш подземный ход.
— Там заперто. Что же мне делать теперь?
— Запертые двери следует сломать, чтобы чистый воздух прошел сквозь них между колонн храма. Это слова не мои, так сказал Соломон.
— Как вы думаете, Дегре, все же Бей не станет обращаться с маркизой дю Плесси-Бельер, как с обычной уличной девкой?
— Боюсь, сир, что для Бея нет никакой разницы между французской маркизой и французской проституткой.
— Если бы можно было открыть правду королю, я бы давно уже это сделал.
— Так вы знали про дела этой Вуазен?
— Безусловно. Двор — это горнило государства, король не может ни осудить кого-то, ни отправить в немилость без прямых доказательств.
— Они же убивают младенцев!
— Иногда пусть лучше умрут несколько детей, но будут спасены тысячи. Придет время, и я обнародую дело о ядах, поверьте, мадам, о нем заговорят даже за Пиренеями. А пока что, прошу вас, оставьте двор.
— Ни за что! Я женщина и для меня важна жизнь каждого ребенка!
— Ну и служба у вас.
— Я действую по приказу короля!
— Какой царь, такой и псарь.
— Возможно, он изменился. Тот граф де Пейрак, которого вы знали, сгорел на Гревской площади.
— Пусть у него не будет ни титула, ни денег, все равно, Жоффрей останется собой.
— Может быть и так, но вы и сами за это время стали маркизой дю Плесси-Бельер.
— Я думала, что он умер. Его не было. А я всего лишь женщина...
— Он любил не обычную женщину, он любил Анжелику.
— Вы лжете! К чему вся эта грязь?
— Я не боюсь грязи, в ней иногда прячут государственные тайны.
Нельзя позволять себе воспоминания, которые превышают наши возможности.
Я знаю обо всем, но такая осведомленность иногда утомляет. Начинаешь понимать, что на самом деле ничего не знаешь.