Лучшие из женщин – лицемерки. Мы и не знаем, как много они от нас скрывают; как они бдительны, когда кажутся нам простодушными и доверчивыми; как часто их ангельские улыбки, которые не стоят им никакого труда, оказываются просто-напросто ловушкой, чтобы подольститься к человеку, обойти его и обезоружить, — я говорю вовсе не о записных кокетках, но о наших примерных матронах, этих образцах женской добродетели. Кому не приходилось видеть, как жена скрывает от всех скудоумие дурака-мужа или успокаивает ярость своего не в меру расходившегося повелителя? Мы принимаем это любезное нам рабство как нечто должное и восхваляем за него женщину; мы называем это прелестное лицемерие правдой. Добрая жена и хозяйка — по необходимости лгунья.
Жесточайшие обиды наносят женщинам те, кто больше всего видит от них ласки.
... в таком огромном городе людям некогда бегать и разыскивать своих друзей. Стоит им выйти из рядов, и они исчезают, а мы маршируем дальше без них.
Война всех одинаково облагает данью: мужчины расплачиваются кровью, женщины — слезами.
Всегда быть правым, всегда идти напролом, ни в чем не сомневаясь, — именно с помощью этих качеств тупость управляет миром.
Мир — это зеркало, и он возвращает каждому его собственное изображение. Нахмурьтесь — и он, в свою очередь, кисло взглянет на вас; засмейтесь ему и вместе с ним — и он станет вашим весёлым, милым товарищем.
Если бы мы знали, что думают о нас наши близкие друзья и дорогие родственники, жизнь потеряла бы всякое очарование и мы всё время пребывали бы в невыносимом унынии и страхе.
... решив снова искать рабства, ибо находила его менее обременительным, чем свобода.
Если бы люди заключали только благоразумные браки, какой урон это нанесло бы росту народонаселения на земле!
Желудь ничего не стоит, но из него может вырасти огромнейший дуб.
Кто из нас счастлив в этом мире? Кто из нас получает то, чего жаждет сердце, а получив, не жаждет большего?
Много ли, в сущности, вы или я знаем друг о друге, о наших детях, о наших отцах, о наших соседях?
Когда один человек чрезвычайно обязан другому, а потом с ним ссорится, то обыкновенное чувство порядочности заставляет его больше враждовать со своим бывшим другом и благодетелем, чем если бы это было совершенно постороннее лицо.
Завтра успех или неудача не будут значить ничего; взойдет солнце и все люди пойдут, как обычно, работать или развлекаться, а я буду далеко от всех этих треволнений!
Если же вы стары, мой читатель, — стары и богаты или стары и бедны, — то в один прекрасный день вы подумаете: «Все, кто меня окружает, очень добры ко мне, но они не будут горевать, когда я умру. Я очень богат, и они ждут от меня наследства»; или: «Я очень беден, и они устали содержать меня».
Мать выбирала для нее платья, книги, шляпки и мысли.
Она обладала печальной особенностью бедняков — преждевременной зрелостью.
И правда, какое образование скорее достигает цели, если не самообразование?
Угрызения совести — наименее действенное из моральных чувств человека: если они и пробуждаются, подавить их легче всего.
Страхи и опасения юного возраста не оставляют некоторых людей до конца жизни.
И Феркин сошла вниз, охваченная бурей ревности, тем более опасной, что ей приходилось таить ее в своей груди.
Ее сердце умерло гораздо раньше тела. Она продала его, чтобы стать женой сэра Питта Кроули.
Это была глупая ошибка. Но разве вся наша жизнь не состоит из подобных ошибок?
Раны болят всего больше, когда заживают.
Самый упорный и храбрый враг не может устоять против голода.