Цитаты по тегу мистика

Если вдруг замучили тебя
Шорохи ночные в тишине,
Лучше помолись, ведь это я,
Это я уже иду к тебе.

Трагическая насмешка, ирония истории человечества состоит в том, что на всех воздвигаемых людьми алтарях терзали людей и обожествляли животных. Человечество всегда поклонялось не человеческим, а звериным, животным качествам — идолам силы и инстинкта, царям и мистикам, которым нужны именно безвольные, безответные души. Чтобы править миром, мистики внушают людям, что темные эмоции выше разума, что знание приходит слепыми, немотивированными рывками и ему надо следовать так же слепо, не подвергая его сомнению. Цари же правят посредством клыков и когтей, их метод — отнять, их цель — чужое, их сила опирается исключительно на дубинку и пушки.

Возможно, совы — не то, чем кажутся, но они выполняют важную задачу: напоминают нам о необходимости глядеть в темноту.

Мне, как и другим беллетристам, не раз случалось испытывать пугающее, но в то же время приятное потрясение, когда вымысел мистическим образом вторгается в реальность: встретишь человека с только что выдуманной тобой, совершенно небывалой фамилией, или в жизни произойдёт то, что ты описал в романе, или сам угодишь в литературную, тобою же самим спроектированную ситуацию. Это нормально, месть профессии, главный фокус которой — как можно правдоподобней врать о том, что могло бы случиться, но чего на самом деле не было.

Мы сидели как-то с Сергеем Федоровичем Бондарчуком, и он мне сказал: «Самое большая тайна — это зачатие человека...» и я запомнил это. И думаю, да... Дело всё в том, что люди, наука, мы можем объяснить — как... Как взлетает самолёт, как появляется человек, в чём выражается любовь... Но мы не можем объяснить — почему?... Мы не можем объяснить ничего! Почему это происходит?... Потому что это нам не дано.

То, что в одном веке считают мистикой, в другом становится научным знанием.

Мистика окружает нас повсюду. Человек скорее поверит в чудо, чем задумается, почему оно произошло.

Он увидел глаз, ясный, как у ребенка, живой глаз мертвой головы, свет дрожал в нем среди свежей влаги; и, окаймленный прекрасными черными ресницами, он светился подобно тем одиноким огонькам, что зимним вечером видит путник в пустынном поле. Сверкающий глаз, казалось, готов был броситься на Дон Хуана, он мыслил, обвинял, проклинал, угрожал, судил, говорил; он кричал, он впивался в Дои Хуана. Он был обуреваем всеми страстями человеческими. Он выражал то нежнейшую мольбу, то царственный гнев, то любовь девушки, умоляющей палачей о помиловании, — словом, это был глубокий взгляд, который бросает людям человек, поднимаясь на последнюю ступеньку эшафота. Столько светилось жизни в этом обломке жизни, что Дон Хуан в ужасе отступил; он прошелся по комнате, не смея взглянуть на глаз, видневшийся ему повсюду: на полу, на потолке и на стенных коврах. Всю комнату усеяли искры, полные огня, жизни, разума. Повсюду сверкали глаза и преследовали его, как затравленного зверя.

Люди, порой не желая того, сами способствуют проникновению существ из иного мира в повседневную действительность и свое окружение. Так называемой точкой входа могут быть некоторые зеркала, предметы отправления магических культов и даже изображения, в которых заключена тайная символика…

Мистика существует всегда! Многие люди боятся заглядывать за занавес… и тут они, наверное, правы. Страх – плохой попутчик. Это во всем так, чтобы пуститься в кругосветное плавание, нужно набраться мужества; куда проще покататься на лодке вдоль берега. Но какие разные будут впечатления!

В зеркало смотрим не только мы. Оттуда смотрят на нас.

Мистика – это невидимая подоплека видимых вещей. Она существует всегда! Пока есть загадки, человек будет их разгадывать, — это интересный процесс. Когда всё ясно, становится скучно.

Рамон остался. Длинная на часах бежала, толстая ползла за ней, а чиновники хлопали папками: не знали, как выманить упрямого старика. Однажды утром мы увидели с высоты, как наш Сан-Луис становится дном. Поднималась вода. «Что с Рамоном?» — спрашивали мы у трусливого народца в галстуках и пиджаках. Те отмахивались: «Да помер он. Живите спокойно уже». Но спокойно нам не жилось: на затопленной церкви всё так же звонили колокола. Только теперь не к службе, а по ночам.

– Ты только не думай, что я пьян, и не перебивай, – прошептал я Хуану.
– Что такое?
– Во вторник, почти в полночь, я возвращался из Колимы в Комалу. Еду по бульвару, по тому тёмному месту, где вечно перегорают лампочки в фонарях, притормаживаю у кочки, осторожно перекатываюсь через неё, вдруг слышу сзади какой-то шорох.
Хуан вытаращил глаза и закрыл рот ладонью.
– Смотрю в зеркало заднего вида…
– Баба сидит! – перебил меня он.
– Откуда ты знаешь?
– Катрина… – только вымолвил Хуан.Взгляд его сделался растерянным. Он закурил сигарету.
– Катрина?
– Вернулась, – он улыбнулся. – Давно её не было. Удивительно, как ты вообще остался жив.

Мистицизм учит, что существует мудрость, которая неподвластна интеллекту. Постичь её можно путём отказа, став пустым. Нужно отвернуться от физического мира и обратиться к миру духовному.

Ну и какой же это мир, без мистики?

Не имеет значения, кто я. Я здесь для тебя, Джеймс... Видишь, я настоящая.

Никто не живёт дольше, чем мёртвое дитя... Небеса и Земля так же стары, как и я, и десять тысяч вещей — суть одна.

– Говоря о «Мастере и Маргарите», упоминают связанную с картиной мистику. Вас она затронула?
– Самая большая мистика заключается в том, что не было ещё ни одного интервью, где меня об этом не спросили бы. Никакой мистики не было – кроме того, что книга, которая считалась полуподпольной и полузапрещённой, стала теперь обязательной даже в школьной программе. Воистину рукописи не горят!

Поколение битников любит все, старина. Мы до всего докапываемся. Все что-то значит: все — символ. Мы мистики. Не задавай вопросов об этом. Мистики.