Цитаты по тегу мир, мироздание

— Нет, серьезно, я не знаю, о чем с ней разговаривать.
— О чем-нибудь таком... интеллектуальном. Она тетка умная.
— Интеллектуальном? Интеллектуальном, это можно... Только вряд ли поймет.
Вот так всегда с мудрыми людьми — они настолько умны и практичны, что абсолютно точно знают, почему нереально то или иное; они почему-то склонны к ограничениям. Именно поэтому я предпочитаю не иметь дел с дипломированными специалистами. Если бы у меня возникло желание разделаться с конкурентами нечестными способами, обязательно посоветовал бы им парочку специалистов. Они обычно дают так много полезных советов, что у них не остается времени на работу.
Я думаю, что это великолепное государство. Оно создано поистине избранным народом, одним из самых древних народов на земле. У евреев существуют знания, доступные только тем цивилизациям, которые жили до потопа.
Они из горсти песка, из пустыни сделали свой, рукотворный Эдем и съели все плоды назло змию – и плод с Древа познания Добра и Зла, и плод с Древа Жизни. Это великий реванш еврейского народа, который всю его историю гнали в гетто, в газовые камеры и крематории.
Это пример того, как кроткие интеллектуалы научились себя защищать, создали великолепную армию и, подобно Давиду, разбивают Голиафов, и они катятся во все стороны, сколько бы их ни было.
Быть интеллектуалом — значит задавать себе множество вопросов, не находя на них ответа. Широкий спектр идей не гарантирует  единомышленников. Все, что истинно и имеет значение, — это твои чувства. Вот что значит для меня музыка.
Есть такая китайская поговорка, суть которой сводится примерно к тому, что рыба не может знать, когда она писает. Это вполне применимо к интеллектуалам, считающим себя умными потому, что они занимаются умственным трудом. Каменщик работает руками, но у него тоже есть разум, который говорит ему: «Э, стена-то вышла кривая, к тому же ты положил мало цемента». Происходит постоянное взаимодействие между его головой и руками. Интеллектуал работает только головой, которая ни с чем не взаимодействует, руки не говорят ему: 'Эй, чувак, опомнись! Земля-то круглая!' У интеллектуала не происходит такого внутреннего диалога, поэтому он воображает, будто способен судить обо всем на свете. Он как пианист, который, исходя из того, что виртуозно владеет руками, решил бы, что может с равным успехом быть и боксером, и нейрохирургом, и художником, и карточным шулером.
— Цубаса, а ты, оказывается, не важничаешь. Ну, знаешь, когда я болтаю со школьными всезнайками, порой кажется, что на деле они не такие уж и смекалистые. Сыпят заумными словечками да никому не нужными цитатами. Но ты-то совсем другая: хоть и умная, но не смотришь на других с высока. И мне это по душе.
— Точно. Но на самом деле так и бывает: по-настоящему умный... Даже не так, любая правда одаренная личность — в спорте или в чем-нибудь еще — ведет себя как самый обычный человек, когда с ним заговоришь. И никакой особой ауры у него нет. Ведь ему не надо как-то заявлять о себе — за него говорят его успехи.
Маленькие дети имеют много общего с интеллектуалами. Их шум раздражает, их молчание подозрительно.
В этот период происходит интересный процесс. Публичный интеллектуал потерял внутренний интерес к независимости и превратился в человека при лидере, при определенной команде. С другой стороны, возник интерес к этим командам, потому что лидеру нужны оформители, разработчики, которые никогда не будут претендовать на ведущую роль.
Появляются связки лидер – команда. Первопроходцем здесь стал Григорий Явлинский. Еще летом 1990 года за него, как за видного жениха, шла борьба. Горбачев с Ельциным перетягивали Григория Алексеевича и нанесли ему тяжелую травму. Всю жизнь после этого он ждет восстановления этой ситуации, когда он будет в центре рынка интеллектуальных услуг как их продавец.
…связка эта возникает с того момента, когда интеллектуал уже не может сказать, что у него есть что-то, кроме способности разработать решение, которое ему закажут. Когда он приходит не с концепцией, не с позицией, а с предложением «я сделаю то, что надо».
Диссиденты на самом деле никогда не хотели взять власть, они всегда желали создать около нее некий модуль сильного влияния, чтобы без них решений не принималось.
…Российские интеллектуалы, в отличие от восточноевропейских, не хотели брать власть. Стремление выдвинуть другую фигуру и действовать за ее спиной возникает в конце 1989 года, и я наблюдал это вблизи в руководстве межрегиональной группы. Они искали фигуру, которая была бы компромиссной с их точки зрения — и очень странно, что Ельцин казался им такой фигурой.
Они считали радикалами Солженицина и Буковского и очень боялись, что те вернутся в страну и устроят тут охоту на ведьм. В Питере таковыми считались Петр Филиппов и следователь Иванов, и Собчака двигали, чтобы отрезать радикалов от власти.