— Тогда, в танке, почему ты решил рискнуть ради меня?
— Называй это глупой, наивной надеждой, но если я попаду в такое же глубокое дерьмо, то может быть и меня кто-нибудь выручит, наверное, я еще больший дурень, чем ты.
— Пацан, кем ты работал до этого?
— Развозил пиццу... а что?
— Болван...
— Ты в меня целишься, а болван я?
— Раньше я жалел детей, которым выпало расти сейчас. Здесь. Но, кажется, я все не так понял. Взрослея, дети приспосабливаются. Им становится проще.
— Мир не такой. И не может быть таким.
— Может. Да.
— Это капитуляция.
— Это реальность.
— Пока мы не убедимся в обратном, это то, с чем придется жить.
Первое правило мародерства: в этом мире остались только спрятанные вещи.
— Это невероятно.
— Как и просить этих ребят отложить спасение мира, пока ты ищешь свою жену?
— Я настойчивый парень.
Есть и плюсы. Если упадём, то разобьемся насмерть. Я оптимист.
— Вот, угощайся.
— Хочешь купить моё молчание фруктами?
— Конечно, нет. Есть ещё вяленое мясо.
Любимые люди делают нас теми, кто мы есть. Они часть тебя. Если перестанешь быть собой, последняя их частица, которая была с нами и ты, исчезнешь.
Ты та, кто ты есть. Благодаря тем, кто тебе дорог. Потому что они — часть тебя. Перестав быть собой, ты похоронишь всё, что от них в тебе осталось навсегда.
Лучше, если ты будешь злой и живой, чем доброй и мёртвой.
— Именно страх и сохраняет нам жизнь.
— Нет. Так мы только продолжаем дышать.
— Ты окружён трупаками — это плохие новости...
— А есть и хорошие?
— Нет.
Думай не о том, что могло пойти не так, а о том, как все исправить.
Одно хорошо. Если сорвемся, то насмерть. Я… по жизни оптимист.