— Трудно поверить, что можно умереть от одиночества.
— Не трудно, если знаешь, что это такое.
Знаешь, я мечтал оказаться с роскошной женщиной на необитаемой планете... но только без торпед!
— Господи, Боунс, что же я наделал?
— То, что ты всегда делаешь. Превратил смерть в шанс бороться за жизнь.
Некоторые здесь заявили о тематике своего выступления, как о научной или этической. Что же касается меня, то я считаю, что наука совершенно нага без этики, а этика вообще не может существовать без науки.
Вы не собираетесь отвечать на мой вопрос?... Это тоже ответ.
— Скажите, что всё получится.
— Я не обладаю для этого ни информацией, ни уверенностью, доктор.
— Умеете же вы утешить...
Пять лет в космосе, помоги мне Господи.
— В словах доктора есть логика.
— Не надо со мной соглашаться. Мне от этого не по себе.
— Бросив меня, вы значительно увеличите шансы на выживание, доктор.
— Это чертовски благородно, но даже не обсуждается.
— Вам необходимо найти выживших членов команды.
— Так ты не обо мне заботишься?
— Конечно о вас. Я думал, моё уважение к вам очевидно... Диалог, который мы вели все эти годы, был...
— Не продолжай. Я всё понял.
— Вы, кажется, не поняли, Спок. Он [Кирк] имел в виду, что полагается на вашу догадку больше, чем на чьи-либо факты.
— То есть, это был комплимент?
— Он самый.
— Тогда я постараюсь угадать как можно лучше.
— Я облюю тебя.
— По-моему, эти штуковины надежны.
— Не лей бальзам на раны. Одна трещинка, и через тринадцать секунд вскипает кровь. А вдруг на Солнце вспышка? Нас в кресле живьём зажарит. А если случайно подхватишь андорианский лишай? Что ты начнешь говорить, когда из глаз потечет кровь? Космос – это риск и болезнь во мраке и тишине.
— Нерадостные новости: Звёздный Флот действует именно в космосе.
— У меня жена отобрала всё на этой проклятой планете после развода. Кости вот оставила.
— Джим Кирк.
— МакКой, Леонард МакКой.
— Позвонишь маме?
— Конечно, я всегда звоню в этот день... И я на год старше.
— Да, время не остановить.
— Я пережил его на один год. Он вступил в Звёздный Флот потому, что верил в него. А я – на спор.
— Ты вступил, чтобы доказать, что достоин его. И потратил всё это время, пытаясь быть Джорджем Кирком. А теперь задумался, что значит быть Джимом? Ты знаешь, зачем ты здесь.
— Спок, какого чёрта вулканский минерал делает здесь?
— Лейтенант Ухура носит амулет из Вакайи, который я подарил ей в знак моего уважения.
— Ты подарил радиоактивное украшение?
— Излучение безвредно. К тому же, позволяет легко его обнаружить.
— Ты подарил девушке устройство слежения?
— С иными намерениями.
— Хорошо, что он меня не уважает.
Бюрократия — единственная константа во Вселенной.
— Скажи мне, Спок, а что мы будем делать после того, как пожарим зефир?
— Съедим его.
— Они потрясающе красивы!
— Правда, Джим? Они действительно во всём, в каждой мелочи превосходят любую из женщин, которых вы знаете — или они просто веду себя как красавицы?
— Умирать душой вместе с ближним... неужели вы нам такого пожелали бы?
— Может, тогда ваша история была бы менее кровавой.
— Вы в библиотеке?
— Нет, мы в пустыне с арктическими характеристиками...
— Здесь холодно!
— Спок, я пока ещё не слишком много знаю о трибблах, но я обнаружил одну вещь.
— Какую, доктор?
— Они мне нравятся... больше, чем вы.
— Вы знаете, что будет, если перекормить триббла?
— Толстый триббл.
— Нет. Целая стая маленьких голодных трибблов.
— Капитан, советую Вам прекратить попытки. Не рискуйте кораблем ради меня.
— Заткнитесь, Спок, мы вас спасаем!
— Что ж, спасибо, капитан Маккой.
— Всё, что нам остаётся, — принять надежду в качестве рационального объяснения.
— Надежду? Я всегда думал, что это человеческая слабость, мистер Спок.
— Верно, доктор. Постоянное негативное воздействие влечет за собой определенный уровень загрязнения.
— Я допустил ошибку в вычислениях.
— Это, должно быть, историческое событие.
— Боунс, мне кажется, ты седеешь.
— Сам попробуй поработать врачом и посмотрим, что случится с тобой.
— Ты сделал все, что мог.
— Иными словами, абсолютно ничего.
— Забавно. Шеф Вандерберг сказал о хортах то же самое, что мать хорта сказала мне о людях. Внешность гуманоидов вызывает у неё отвращение, но она надеется к ним привыкнуть.
— Она так и сказала? Скажите, она ничего не говорила по поводу ваших ушей?
— В общем-то нет. Но у меня сложилось впечатление, что в людях они ей понравились больше всего. Я не решился сказать, что они есть только у меня.
— Ей и правда понравились ваши уши?
— Капитан, хорта — очень умное и чувствительное существо с безупречным вкусом...
— Потому что вы ей понравились?
— Знаете, капитан, моя скромность...
— Не выдерживает близкого рассмотрения, мистер Спок. Похоже, в вас всё больше и больше человеческого.
— Капитан, не вижу причины стоять здесь и слушать оскорбления.
— Что ж, Вы, должно быть, очень несчастны, мистер Спок.
— Это человеческая эмоция, доктор, которая мне совершенно незнакома. Как я могу быть несчастным?
— Ну, мы нашли целый мир с такими же разумами, как у Вас. Логичными, неэмоциональными, совершенно прагматичными. И мы, бедные иррациональные люди, одолели их в честной борьбе. Теперь Вам предстоит снова вернуться к нелогичным людям.
— Что в высшей степени удовлетворяет моим потребностям. Ибо нигде я так отчаянно не нужен, как на корабле, полном нелогичных землян.
— Мне кажется странным, если человек никогда не улыбается, никогда не говорит ни о чем, кроме работы, и не рассказывает о своем прошлом.
— Понятно.
— Спок, я хотел сказать, что это необычно для невулканца. Вся разница в ушах.
— Ваши аргументы страдают вопиющей нелогичностью.
— ... он дважды не явился на назначенный мной осмотр без всякой причины.
— Это меня не удивляет, доктор, он, наверное, боится ваших бус и трещоток.