Нет человека счастливее, чем настоящий дурак.
Найди свою шкуру, Македонский, найди свою маску, говори о чем-нибудь, делай что-нибудь, тебя должны чувствовать, понимаешь? Или ты исчезнешь.
– Ты с этим парнем еще наплачешься, – предупредил я.
– Знаю, – сказал он. – Я знаю. Просто хочется, чтобы он полюбил этот мир. Хоть немного. Насколько это будет в моих силах.
Может, это было жестоко, потому что он уже ничего не мог изменить, даже если бы захотел, но я сказал:
– Он полюбит тебя. Только тебя. И ты для него будешь весь чертов мир.
Это ужасно, Курильщик. Когда твои вопросы глупее тебя. А когда они намного глупее, это еще ужаснее. Они как содержимое этой урны. Тебе не нравится ее запах, а мне не нравится запах мертвых слов. Ты ведь не стал бы вытряхивать на меня все эти вонючие окурки и плевки? Но ты засыпаешь меня гнилыми словами-пустышками, ни на секунду не задумываясь, приятно мне это или нет.
... Если подумать, сколько несчастий и страданий любовь приносит людям, то это никакой не дар, а страшное проклятие! Любовь — просто попытка людей избавиться от страха перед жизнью!
Как только ты начинаешь что-то понимать, первая твоя реакция — вытряхнуть из себя это понимание.
И я вдруг понимаю, что, может быть, мне этот разговор даже нужнее, чем ему. Потому что никто никогда не спрашивает себя о том, что и так понятно. Или кажется понятным.
Она улыбается. Улыбка меняет её, делая другим человеком. Непривычным сейчас, но таким, с которым ты вроде бы знаком очень и очень давно.
— Ты разве меня не боишься? — Сфинкс уже не таясь начал меняться. <...>
С трудом проглотив вязкую слюну враз пересохшим горлом, я прошипел ответ.
— Видали мы карликов и покрупнее.
Если бы эта дверь вела не в коридор, то вела бы ещё куда-нибудь...
— Забудем того тебя, который живет в зеркале.
— По-твоему, это не я?
— Ты. Но не совсем. Это ты, искаженный собственным восприятием. В зеркалах мы все хуже, чем на самом деле, не замечал?
Дом требует терпеливого отношения. Тайны. Почтения и благоговения. Он принимает или не принимает, одаряет или грабит, подсовывает сказку или кошмар, убивает, старит, дает крылья... Это могущественное и капризное божество, и если оно чего-то не любит, так это когда его пытаются упросить словами. За это приходится платить.
Зеркала — насмешники. Любители злых розыгрышей, трудно постижимых нами, чье время течет быстрее. Намного быстрее, чем требуется для того, чтобы по достоинству оценить их юмор. Но я помню. Я, несчетное число раз смотревший в глаза забитого мальчугана, шепча: «хочу быть как Череп»… встречаю теперь взгляд человека, намного больше похожего на череп, чем носивший когда-то эту кличку. И, словно этого мало, я — единственный владелец безделушки, благодаря которой его так прозвали. Я могу оценить зазеркальный юмор, потому что помню то, что я помню, но многие ли тратили такую уйму времени на общение с зеркалами?
Я знаю красивейшего человека, который шарахается от зеркал, как от чумы.
Я знаю девушку, которая носит на шее целую коллекцию маленьких зеркал. Она чаще глядит в них, чем вокруг, и видит все фрагментами, в перевернутом виде.
Я знаю незрячего, иногда настороженно замирающего перед собственным отражением.
И помню хомяка, бросавшегося на свое отражение с яростью берсеркера.
Так что пусть мне не говорят, что в зеркалах не прячется магия. Она там есть, даже когда ты устал и ни на что не способен.
– Ты не пройдешь, пока не скажешь ответ на свою предыдущую загадку.
– Загадку?
– Что такое зеленое, висит на стене и свистит. Помнишь?
– А, да. Так ты сдаешься?
– Вроде того. Но не совсем. Но если ты скажешь, я сразу догадаюсь.
– Это селедка.
– Но она же не зеленая!
– Будет, если покрасишь.
– Но она не весит на стене!
– Можно прибить к стене.
– Но она же не свистит!
– Это я добавила, чтобы не было слишком очевидно.
– Что ходит на четырех ногах утром, на двух днем, на трех вечером?
– Уильям – цирковой пес.
– Нет. Правильный ответ – человек.
– Не-а, не правда. Это Уильям, я видела. Он был на четырех лапах утром, на двух во время дневного шоу, а вечером хромал на трех, потому что ушиб четвертую. А еще он на скейтборде катается!