Я всегда ухватываюсь за шансы, которые дает жизнь. Но каждый раз оказывается, что это не мой шанс.
Мы не любим правду, потому что привыкли жить иллюзиями. Ими жить проще. Они – основа нашего внутреннего комфорта. Ими выстлано наше ложе самоуспокоенности
Мы не выбираем, кем родиться. Однако кем стать, выбираем уже мы.
... мужчина не может быть с женщиной, которая отказывает ему в сочувствии.
– Пап, никто никому ничего не должен.
– Правильно. Каждый себя от долга перед другими освободил. Каждый сам определяет для себя свой долг, его природу и меру.
– Ну и отлично. Теперь свобода, папа. Нет больше рабства долга.
– Да не рабство это было, а нити общности. Только носить их было так же тяжело, как зимнюю одежду летом. Освободив себя от долга перед другими, человек оказался без поддержки других членов социума. Он оказался никому не нужен. Вот она, истинная природа принципа «никто никому ничего не должен» – власть одиночества. Никто… никому… не-ин-те-ре-сен! Не ну-жен!
– Я юн душой и сердцем!
– К сожалению, еще и умом.
Природа дает столь долгий период взросления человеку для того, чтобы родители и дети могли привязаться друг к другу. Это делает людей сплоченными и потому – сильными. Совместные узы – самые крепкие. Они связывают даже людей, ненавидящих друг друга.
Иногда мне кажется, что родители родили меня не для того, чтобы я радовался жизни, а для каких-то других, своих целей.
Думаешь, мне так уж нравится поучать? Никому из родителей не нравится читать нотации детям. Все мы хотим разговора на равных со своими детьми. Но он не всегда возможен. И это трагедия для родителей, поверь.
Я за то, чтобы сила сострадания и понимания была сильнее силы кулака.
Человек не в состоянии полностью познать себя, пока не познает свою – нет, не силу – слабость.
Тед оснований винить себя не видел, поскольку винить себя у его поколения считалось дурным вкусом и последним делом.
... большая часть обид наносится не по злости и даже не по недомыслию, а по недоразумению.
Любить Родину – это не бить себя в грудь при каждом ее упоминании, а поднимать ее с колен при каждом падении. Не требовать, чтобы родина была твоим должником за избитую в синяки грудь, и не ждать, что она вообще будет знать и помнить тебя.
На ум отчего-то пришли стихи, написанные им в далекие времена юности, когда цинизм еще не победил в нем наивность и романтичность, и когда любовь была чудом, а не прелюдией к постели.