У вас такие сильные чувства друг к другу, потому что вы — родственные души. Это означает буквально, что у вас одинаковая длина волны и ваши ауры вибрируют в унисон. Вот почему ты сразу же влюбился в нее, когда увидел в тот день на пляже. Твоя душа радовалась воссоединению с ней.
То, во что мы верим, становится нашим миром.
... даже то, что кажется очевидным, не всегда оказывается правдой, если тому нет адекватных доказательств.
Как реагировал бы на крест вампир мусульманин?
Я чувствовал, что теряю надежду, что меня опустошает отчаяние. Существование теряло смысл. Зачем всё это продолжать? Бесполезно и бессмысленно.
Норма — это понятие большинства. Стандарт. Это решает большинство, а не одиночка, кто бы он ни был.
Круг замкнулся, — думал он, ощущая, как вечный сон вкрадывается в его тело. — Круг замкнулся. Гибель рождает террор. Террор рождает страх. И этот страх будет осенен новыми предрассудками. Так было... И так пребудет во веки... И теперь... Я — легенда.
Набулькав полный бокал, он снова уселся и отхлебнул. Где же она, та неясная грань, за которой он оторвется от этого трезвого мира с его зыбким равновесием, и мир со всей его суетой наконец утратит свой ясный, но безумный облик.
То, что люди назвали адом, — это вакуум, в котором обитают после смерти неразвитые души. Этот тот уровень существования, над которым они не могут подняться, поскольку не в состоянии мыслить абстрактно, а беспокоятся лишь о мирских делах.
Люди полагают, что самоубийство — быстрый путь к забвению, выход из сложной ситуации. Это далеко не так. Просто личность переходит из одной формы в другую. Душу разрушить невозможно. Самоубийство лишь ускоряет более мрачное продолжение той же ситуации, выход их которой никак было не найти. Продолжение в еще более мучительных обстоятельствах.
Все упрощается, если то, с чем мы имеем дело, укладывается в естественную схему вещей. Запредельные явления привносят в нашу жизнь много сложностей. Чудеса нынче не в моде.
Помощь дарят, только если попросишь о ней.
Его растрепанные волосы зашуршали на подушке, когда он зашевелился, чтобы взглянуть на часы. Два часа утра. Уже два дня как он похоронил ее. Двумя глазами он смотрел на часы, двумя ушами слышал их тиканье, сжав губы — тоже две. Две руки его безвольно лежали на кровати.
Он пытался избавиться от этой навязчивой идеи — но все вокруг упорно распадалось на пары, утверждая всемирный, космический принцип двойственности, все вело на алтарь двоичности.
Я уже чувствовал, что теряю контроль. Как скоро наступит пустота? Как скоро воцарится безысходное отчаяние?