Нет слов грустней, чем «был», «была», «было». Кроме них ничего в мире. И отчаяние временно, и само время лишь в прошедшем.
Пожалуй, они правы, помещая любовь в книги. Пожалуй, только там ей и место.
Лжеца можно так запугать, что он скажет правду, — то же самое, как из честного вымучить ложь.
Не трать времени, раскаиваясь в ошибках. Просто не забывай их.
Ведь бывает, что наконец встретишь женщину, которая всю жизнь должна была принадлежать тебе, да только теперь уже поздно. И этой женщине в минуту встречи лет шестнадцать, а тебе девятнадцать <...>, и ты смотришь на эту женщину в первый, единственный раз и тут же ей говоришь: «Ты красивая. Я люблю тебя. Давай никогда не будем расставаться», — и она говорит: «Конечно», — одно слово, но оно значит: «Конечно, красивая. Конечно, любишь. Конечно, не будем». Только уж поздно. Она замужем за другим.
Тут не Россия, где нацепил бляху — и на него уже управы нет.
По-моему, это логично, что люди, столько водя себя и других за нос при помощи слов, наделяют молчание мудростью.
Таково уж счастливое свойство ума — забывать то, чего не может переварить совесть.
Искусство — это самая могучая и несокрушимая сила, когда-либо созданная, изобретенная человеком, дабы запечатлеть историю своей непоколебимой стойкости и мужества перед лицом несчастья и доказать обоснованность своей надежды.
Смысл жизни — приготовиться к тому, чтобы долго быть мёртвым.
Опять-таки чему нас учит воспитание: для рта можно найти лучшее употребление, чем всякими оскорбительностями плеваться.
Вот ведь что самое удивительное: некоторые люди думают, будто зарабатывать или добывать деньги — это такая игра, где никаких правил нет.
Не всем, кто толкует про небо, суждено туда попасть...
Всякий живой лучше всякого мертвого, но нет таких среди живых ли мертвых, чтобы уж очень были лучше других мертвых и живых.
— Но у них есть тайны, — пояснила она, — У Шекспира тайн нет. Он говорит все.
— Понятно. Шекспиру не хватало сдержанно такта. Иначе говоря, он не был джентльменом.
— Да… Пожалуй, это я и хотела сказать.
— Итак, чтобы быть джентльменом, надо тайны.
Стволы деревьев и густая хвоя были струнами арфы, по которым ударял день; а вверху одна за другой проплывали причудливые, неверные тени уходящего дня; когда они перевалили через гряду холмов и спустились в тень, в синюю чашу вечера, в тихий колодезь ночи, решетчатые врата заката затворились за ними.
Не было женской нерешительности, не было стыдливости, скрывающей желание и намерение в конце концов уступить. Казалось, что он боролся с мужчиной, за предмет, не представляющий для обоих никакой ценности, боролся только из принципа.
… Вид у него был самодовольный, и непроницаемый, и высокомерный, и неприступный, как у вши на королевском заду.
Забавное дело, на что б вы ни пожаловались, мужчина вам посоветует сходить к зубному, а женщина посоветует жениться.
… Гарисс, со своими двумя «с», умер в кресле новоорлеанской парикмахерской от обычного профессионального заболевания тридцать восьмого калибра.
… Всё это было в том возрасте, когда клятвы в вечной верности испаряются быстрее, чем дыхание.
Я люблю хорошие детективы, вроде «Братьев Карамазовых».
Это свободная страна. Всем на всех наплевать.