Скучать по кому-то — самое прекрасное из всех грустных чувств.
... Невозможно идти спокойно, когда человек рад. Ноги скачут сами по себе.
Пойми, дружище Трилле, если кому-то грустно от того, что он скучает без кого-то, значит, он этого кого-то любит. А любовь к кому-то — это самое прекрасное чувство на свете. Те, без кого нам плохо, у нас вот тут! — и он с силой стукнул себя в грудь.
Становиться старым вообще вещь поганая...
Если ты папа, то ты навсегда папа. Ты не можешь перестать быть папой потому, что случилось что-нибудь глупое или плохое!
Поиграть в войну с разбойниками всегда здорово. Но перемирие гораздо приятнее.
И я, и Ленина мама — обе мы немножко феи.
Лена не умеет быть в покое, у нее нет к этому таланта.
Смерть почти как снег: никогда не знаешь, когда он пойдет, хотя чаще всего это случается зимой.
Весну нельзя остановить, даже если твоя собственная жизнь идет наперекосяк.
– Да уж, – сказала ее мама. – И какой ты хочешь подарок?
– Папу.
Ленина мама вздохнула и спросила, как ей выдать папу: в праздничной упаковке или
в виде подарочного купона?
– Лена, красавица, а ничего другого ты не хочешь?Нет, ничего другого она не хотела, но когда мы вышли на крыльцо, Лена остановилась,
постояла-постояла, а потом приоткрыла дверь и крикнула в дом:
– Велосипед!
Я никогда раньше не задумывался, для чего нужны папы. В поисках какой-нибудь идеи я привстал на цыпочки и заглянул за изгородь. Папа с очень красным лицом костерил на чем свет дурацкий проект. Сходу и не сообразишь, на что он мне.
– Папы – они едят вареную капусту, – сказал я наконец.
Лена смотрела на меня сердито:
– А кстати говоря – для чего человеку вообще папа?
Я не нашелся, что ответить. И правда, какая от пап польза?
Поразительно, чего только взрослые не могут, если захотят!
– Я больше никогда, никогда не буду радоваться? – спросил я.
– Конечно, будешь, Трилле-бом, – сказал папа и взял меня на руки, как будто бы я малыш.
Так я и заснул в тот вечер у него на руках, надеясь никогда, никогда больше не проснуться.
... приврать иногда даже полезно.
Есть такие дамы, которых невозможно остановить.
На короткое неповторимое мгновение небо стало коричневым. Помню, я еще подумал, глядя, как все приседают и накрывают головы руками, что это наверняка неспроста. А потом с неба полился навозный дождь. Мы стояли, а он заливал нас с головы до ног. И от него некуда было бежать. Мы видели и слышали только одно: как везде-везде кругом сыплются на землю коровьи какашки.
Дед говорит, что она — конь-девица, хотя на вид она больше похожа на велосипед.
Сидеть на диване у бабы-тети и есть горячие вафли под шум дождя на улице – лучше этого нет ничего на свете. Я попытался вспомнить что-нибудь лучше этого, но не вспомнил.
Она так скучала без него, что странно, как она все-таки не умерла.