... Мне часто присылают письма, в которых спрашивают: «Что вы имели в виду в той или иной песне?». Ну, кстати говоря, что я имел в виду, то и написал. А как меня люди поняли, зависит, конечно, от многих вещей: от меры образованности, от опыта жизненного и так далее. Некоторые иногда попадают в точку, иногда — рядом, и я как раз больше всего люблю, когда рядом: значит, в песне было что-то, на что даже я не обратил особого внимания. Может, не имел этого в виду точно и конкретно, но что-то подобное где-то там в подсознании было.
И ведь было бы ужасно, если б мы все имели в виду, когда пишем, — тогда мы бы просто ничего вообще не написали. Вы представляете?!
А что уж говорить про Достоевского, у которого одновременно идут десять или пятнадцать планов? Он что, их все время высчитывал, записывал, а потом соединял? Нет, это просто от того выходило, что он был такой одаренности человек, что об этом не думал. Гений! <...> Вот почему, когда люди, стоящие рядом, видят в моих песнях что-то другое, но близкое той проблеме, которую я трогаю, я очень счастлив.
Это необъяснимые вещи, и они получаются сами собой. Это есть признак какой-то тайны в поэзии, когда каждый человек видит в песне что-то для себя. Я даже пытался на все подобные письма ответить одной всеобъемлющей песней, в которой был припев с такими строчками: «Спасибо вам, корреспонденты, что вы наверно поняли меня». Но потом я бросил эту затею.
Лицемерно государство, в котором не видят групповое преступление судей Верховного и областных судов, когда применяются законы, не приведенные в соответствие с Конституцией, зато клеймят страшным групповым преступлением убийство тремя сестрами Хачатуряна.
Всему своя мера. И должен, к примеру,
Ты чувствовать гнева границу и меру,
Но если покаялся битый в грехах,
Ты гнев свой на милость смени, как аллах.