Научиться смотреть мимо.
Научиться прощаться первой.
Одиночество нерастворимо
ни слезой, ни слюной, ни спермой...
Увидеть тебя и видеть,
и видеть тебя, и видеть,
и видеть, и вдруг решиться
поднять на тебя глаза...
Душа расставалась с телом.
Моя — с твоим телом.
Твоя — с моим телом.
Душа улыбалась телу:
— Ну всё. Я полетела.
— Ну всё. И я полетела.
Душа склонялась над телом:
— А мне-то какое дело?
— И мне — какое дело?
Душа прижималась к телу:
— Прости. Я не хотела.
— Прости. И я не хотела.
Слушаю сердце.
Систола говорит да.
Диастола нет.
Разбила твоё сердце —
теперь хожу по осколкам
босая.
Давай друг друга трогать,
пока у нас есть руки,
ладонь, предплечье, локоть,
давай любить за муки,
давай друг друга мучить,
уродовать, калечить,
чтобы запомнить лучше,
чтобы расстаться легче.
... Дела мои
почему вы глупые
я же умная..
Проза — матч целиком, стихотворение — только голы и голевые ситуации.
Смысл жизни младше жизни
лет на тридцать — тридцать пять.
Полагается полжизни
ничего не понимать.
А потом понять так много
за каких-нибудь полдня,
что понадобится Богу
вечность — выслушать меня.
Сквозь наслоенья дней рождений
все лучше виден день рожденья.
Сквозь наслоенья наслаждений
все наслажденней наслажденье
вобрать и задержать в гортани
большой глоток дождя и дыма...
Чем ближе мы подходим к тайне,
тем легче мы проходим мимо.
Пушкина — в живот, Лермонтова — в сердце. А пуля не дура — умеет отличить классика от романтика.
Все писатели пишут на чужих книгах. Но одни на полях, а другие поверх текста.
Всей музыки, и той не хватит
твоё молчанье заглушить.
Я своё отыграла в перетягиванье одеяла.
Не сотвори себе кумира
из боли, страха и вины,
географ внутреннего мира,
историк внутренней войны.
Плетутся дьявольские сети
из преждевременных седин.
Возможно, ты один на свете.
Но в темноте ты не один.
Ада нет. Есть очередь в ад.