В сущности, я прекрасно понимал, что умереть в тридцать лет или в семьдесят — невелика разница, всё равно другие мужчины и женщины останутся жить после тебя, и так будет ещё тысячи лет. Ясно и понятно, чего проще. Теперь или через двадцать лет — всё равно я умру. Сейчас при этом рассуждении меня смущало одно: как подумаю, что можно бы прожить ещё двадцать лет, внутри всё так и вскинется.
Ложь — это то, к чему все мы ежедневно прибегаем с целью облегчить себе жизнь.
В сущности, нет такой мысли, к которой человеку нельзя привыкнуть.
Всё — правда, и ни в чём нет правды!
Вечером за мной зашла Мари. Она спросила, думаю ли я жениться на ней. Я ответил, что мне все равно, но если ей хочется, то можно и пожениться. Тогда она осведомилась, люблю ли я ее. Я ответил точно так же, как уже сказал ей один раз, что это никакого значения не имеет, но, вероятно, я не люблю ее.
– Тогда зачем же тебе жениться на мне? – спросила она.
Я повторил, что это значения не имеет и, если она хочет, мы можем пожениться. Кстати сказать, это она приставала, а я только отвечал. Она изрекла, что брак – дело серьезное. Я ответил: «Нет». Она умолкла на минутку и пристально посмотрела на меня. Потом опять заговорила. Она только хотела знать, согласился бы я жениться, если б это предлагала какая-нибудь другая женщина, с которой я был бы так же близок, как с ней. Я ответил: «Разумеется».
... он спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я ответил, что жизнь все равно не переменишь.
Я уверен, что жив и что скоро умру. Да, кроме этой уверенности, у меня ничего нет. Но по крайней мере этой истины у меня никто не отнимет.
Итак, меня считали разумным. Но я не мог понять, почему же то, что в обыкновенном человеке считается достоинством, оборачивается сокрушительной уликой против обвиняемого.
Даже сидя на скамье подсудимых, всегда бывает интересно услышать, что говорят о тебе.
У меня никогда не бывает ничего интересного. Вот я и молчу.
Мама часто говорила, что человек никогда не бывает совершенно несчастен. В тюрьме, когда небо наливалось краской и в камеру проскальзывал свет нового дня, я понял — она была права.
Всякий знает, что такое несчастье. Ты перед ним беззащитен.
И тут я увидел вереницу лиц напротив. Все они смотрели на меня, и я понял — это присяжные. Но я их не различал, они были какие-то одинаковые. Мне казалось, я вошел в трамвай, передо мною сидят в ряд пассажиры — безликие незнакомцы — и все уставились на меня и стараются подметить, над чем бы посмеяться.
Сегодня умерла мама. А может вчера — не знаю.
Человек всегда бывает в чем-то немножко виноват.
Когда надзиратель ушел, я погляделся, как в зеркало, в жестяной котелок. Мне показалось, мое отражение остается хмурым, даже когда я стараюсь ему улыбаться. Я повертел котелок и так, и эдак. Опять улыбнулся, но отражение оставалось строгим и печальным.
Иногда людям кажется, будто они в чем-то уверены, а на самом деле это не так.