Война между Германией и Россией — величайшая глупость. Именно поэтому она обязательно случится...
Уже много лет мне встречаются немцы, которые признаются, что им стыдно быть немцами. И всякий раз я испытываю соблазн ответить им, что мне стыдно быть человеком.
Это совсем немного! Если бы Горбачев сказал: дайте нам сотню миллиардов, и получите ГДР, — мы так бы и сделали. Что такое сто миллиардов за Восточные земли при их годовом бюджете в пятьсот миллиардов? Да ГДР нам досталась по цене бутерброда!
США включились в Первую мировую войну, прежде всего, из-за событий в России. Из-за опасения относительно перспектив возникновения единого гегемона Европы. Мы приняли участие во Второй Мировой войне по тому же вопросу — Германии. Германии и России. Мы сражались в «холодной войне», на самом деле, насчет Германии и того, какова она будет. Для США было всегда исконным, главным страхом, что немецкий капитал и немецкие технологии соединятся с российскими природными ресурсами и рабочей силой в единственную комбинацию, которая пугает США на протяжении столетия. Что из этого выйдет? США уже выложили карты на стол.
В Германии нет идеального немца, как в России — идеального русского.
... Если между Россией и Германией начнется война, а это весьма вероятно в ближайшие несколько лет.
— Здесь моя родина, я не могу ее покинуть.
— Так уберите этого кретина, опасный тип, разве не видно?
— Я его ненавижу. При одной мысли о нем мне хочется, как ты говоришь?
— Блевать.
— Вот-вот. Но он делает и кое-что полезное.
— Я понимаю, создал армию, чтобы держать нас в страхе. Но ничего больше.
— Это уже немало. И потом 80%. 38 миллионов немцев проголосовали за него.
— По-твоему, если 38 миллионов поставили на идиота, он уже не идиот?
— Удивительно приятная личность, вы не находите, генерал?
— Жорж, ты поосторожнее с ними, они очень опасны. Даже для тебя и для меня.
— Для тебя? Да ты неприкосновенен. Взгляни на себя: голубые глаза, безукоризненный арийский профиль — настоящая реклама новой Германии. Вдобавок ветеран войны. Да ты просто живая легенда.
— Сегодня нет неприкосновенных.
Мы не должны выходить за рамки! Нет, сэр, мы не можем выходить за рамки!.. В Германии нет нацистов! Вы этого не знали, судья? Эскимосы вторглись в Германию и захватили её. Вот как произошли все эти ужасы. Немцы ни в чём не виноваты, это всё чёртовы эскимосы!
Германия, Германия — прекрасное место. Тут меня кормят, хоть я и пленник, да и еда не такая противная, как английская. Сосиски и сыр такие вкусные! Это собачий рай. Это Германия! Но почему все немцы такие строгие? Местами меня угнетают их угрозы. Мое сердце напугано, и я буду плакать. И еще здесь здоровенные девушки. У вас хобби такое — каждый день пить пиво бочонками? И, пожалуйста, хватит ходить ко мне домой такими толпами. Я боюсь туристов. И немецкие девицы накачаны сильнее меня. Яху!
Я понимаю, что Холокост не самая подходящая тема для шуток, но в нацистской Германии тоже не все были антисемитами. Многим было попросту наплевать на судьбу евреев.
Берлин с его безбрежным потенциалом продолжает импровизировать и в начале XXI века претендует на звание «моста» между западным развитым миром и рынками развивающимися.
«Бедный город, но до чего же sexy», — повторяют и горожане, и приезжие. В нём соседство разных мировоззрений, богатство, стыдящееся показухи, атмосфера вдохновения. Он креативнее Лондона, намного свободнее Парижа, гораздо скромнее Нью-Йорка.
«Ich bin ein Berliner». «Я — берлинец». Всего в одной фразе, которую любят те берлинцы, что постарше, – непростой удел города, его история. Без истории не понять того Берлина, которым сегодня восхищается вся Европа.
Тому, кто по-немецки не говорит, мы не рады.
Это нонсенс — говорить, что немцы не могут измениться.
Человек, который не имеет поддержки со стороны своей собственной партии, не может вести Германию по правильному пути.
Германию — я любил. Наверно оттого, что в детстве с удовольствием учил немецкий язык, и стихи немецкие наизусть, и целыми летними месяцами читал то сборник немецкого фольклора, «Нибелунгов», то Шиллера, заглядывал и в Гете. В войну? — ни на минуту я не связывал Гитлера с традиционной Германией, а к немцам в жаркие боевые недели испытывал только азарт — поточней и быстрей засекать их батареи, азарт, но нисколько не ненависть, а при виде пленных немцев только сочувствие.