— Как ты можешь оставить меня? Неужели для тебя нет ничего важнее мести?
— Это все, что у меня есть, Мишель. Больше во мне ничего нет, поэтому я такой...
— Брэндон, у тебя была я! Как бы тяжело ни было, я была с тобой.
— Я потерял тебя ещё тогда, когда оставил вас... Я потерял тебя тогда, когда отпустил после той ночи... Тогда, когда рассказал всем о нас и повёл себя, как полный эгоист.
Ты бы не простила меня, даже если бы хотела.
— Не надо молиться за меня, Марселина.
— Почему? — спросила она, немного смутившись.
— Я не люблю покровительства.
— Ты отвергаешь Божью помощь?
— После Он имел бы право на мою благодарность. Это создает обязательства, а я их не хочу.
Сколько людей, утверждавших что-либо, обязаны своей силой тому, что, по счастью, их не поняли с полуслова!
Это чаепитие — точно прореха в плотной ткани обычая, которая ненадолго обнажила канву бытия и которую мы залатаем с таким же удовольствием, с каким проделали; точно магические скобки, выносящие сердце из грудной клетки в самую душу; точно крохотное, но животворящее семя вечности, проникшее во время. Во внешнем мире то шум и рев, то сон и тишь, бушуют войны, суетятся и умирают люди, одни нации гибнут, другие приходят им на смену, чтобы в свой черед тоже сгинуть, а посреди этой оглушительной круговерти, этих взрывов и всплесков, на фоне вселенского движения, воспламенения, крушения и возрождения бьется жилка человеческой жизни.
Так выпьем же чашечку чая.
— Чепуха! Какой дурак попадется в твою ловушку?
— А может это будет Белль Дюк?
— Белль Дюк?
— Ага.
— Тебе взбрело в голову обмануть эту хищницу?
— Обманывал и раньше.
— Обманывал, верно.
— Верно, обманывал и раньше. А потом оказался за решеткой, верно?
— Верно.
— Я вижу вы с папой ударились в благотворительность?
— И она принесет ему богатство.
— По меньшей мере — сто миллионов.
— Лет за решеткой, если не прекратим этот бред!