Есть много причин, по которым не следует звонить первой, но главная заключается в том, что это единственный способ выяснить намерения мужчины. Женщина должна знать, как долго любимый челвек сможет прожить без разговоров с нею, без телефонных звонков, писем, эсэмэс. Позвонить первой — всё равно что уничтожить улики.
— ... Если меня заставят разлюбить тебя — вот будет настоящее предательство.
Она задумалась.
— Этого они не могут, — сказала она наконец. — Этого как раз и не могут. Сказать что угодно — что угодно — они тебя заставят, но поверить в это не заставят. Они не могут в тебя влезть.
— Да, — ответил он уже не так безнадёжно, — да, это верно. Влезть в тебя они не могут. Если ты чувствуешь, что оставаться человеком стоит — пусть это ничего не даёт, — ты всё равно их победил.
Вред меньший в том — невиннее искусство
Костюм сменить нам, чем мужчине — чувство.
Ты понимаешь, что прошлое начиная со вчерашнего дня фактически отменено? Если оно где и уцелело, то только в материальных предметах, никак не привязанных к словам, — вроде этой стекляшки. Ведь мы буквально ничего уже не знаем о революции и дореволюционной жизни. Документы все до единого уничтожены или подделаны, все книги исправлены, картины переписаны, статуи, улицы и здания переименованы, все даты изменены. И этот процесс не прерывается ни на день, ни на минуту. История остановилась. Нет ничего, кроме нескончаемого настоящего, где партия всегда права. Я знаю, конечно, что прошлое подделывают, но ничем не смог бы это доказать — даже когда сам совершил подделку. Как только она совершена, свидетельства исчезают. Единственное свидетельство — у меня в голове, но кто поручится, что хоть у одного ещё человека сохранилось в памяти то же самое?
Твои вопросы деликатны, тактичны — и очень напоминают удары дубиной по голове.
Иногда самые печальные истории можно рассказать в двух словах: я больше никогда не видела Сета Морено.
Господи, так хочется поваляться на диване, а надо вставать и напяливать парадное платье. Любовь любовью, но Марк — огромная нагрузка для моего гардероба.
Маркхэм В. Рейнольдс, кавалер с камелиями, наконец материализовался. Представился мне, осыпал комплиментами, пригласил на ужин — и не куда-нибудь, а в «Кларидж». Я с царственной небрежностью согласилась («Кларидж»? Да-да, слыхала про такой), а потом целых три дня страдала из-за своей прически. Хорошо, что у меня есть прелестное новое платье, я хотя бы сэкономила на страданиях, что надеть.
И началось. Я выступила с речью: никто не выйдет замуж за человека, для которого главное счастье в жизни — лупить чем попало по птичкам и мячикам. Роб парировал: мегера, синий чулок. Ну, в таком духе. Любовь стремительно покатилась под откос. Пожалуй, единственной нашей общей мыслью было: «О чем, черт возьми, мы столько говорили целых четыре месяца?» Действительно, о чем?
Я подсчитала, что обручена всего сутки, но, кажется, в эти двадцать четыре часа только и начала по-настоящему жить. Подумай! Мы могли вечность мечтать друг о друге, притворяясь, будто не замечаем друг друга. Мы все так зациклены на достоинстве, что готовы жертвовать ради него счастьем.
— Я никогда не знаю, шутите вы или говорите серьезно.
— Я всегда серьезен, когда шучу.
— Искусство было лишь временным спасением, отвлекающим маневром. И однажды придется вернуться к своей жизни.
— Настоящее искусство не отвлекает, оно помогает сфокусироваться. Меняет жизнь к лучшему.
— Когда я была репортером, прикрепленным к пехоте в Афганистане — там был переводчик... Паскаль... Навигация не была его работой, но он всегда носил этот компас. Его отец вернулся целым из Вьетнама и он говорил, что это на удачу. В этом Богом забытом месте он сказал: «Ты должна поверить в судьбу. Это она свела нас вместе». Как я могла не влюбиться в такого мужчину? Однажды я поехала на передовую с боевой группой, Паскаль дал мне этот компас на удачу, но его самого той ночью захватили повстанцы. Его обезглавили.
— Почему ты мне этого не рассказала?
— Откровенно — ты всегда смотрела с небольшим предубеждением на мою личную жизнь.
— Это не так.
— Ты думаешь, вне эфира я просто ветреная тусовщица. Ты никогда не думала спросить меня почему? Почему выпивка, почему наркотики? Почему бесконечная череда мужчин? Если бы ты уделила немного внимания — ты бы поняла. Жизнь коротка и я больше не верю в судьбу. Я верю в отвлечение, я верю в работу. Я не хочу думать о Паскале, на коленях, в какой-то грязной комнате, вымаливающим жизнь. Сегодня ты это забрала.
— Луис, мне так жаль...
— Сколько лет мы работаем вместе?
— Восемь.
— Сколько раз я просила тебя не выпускать новость?
— Один.
— Лишь раз. Для меня шоу всегда важнее, но этот единственный раз я думала наша дружба более важна.