— Превосходное убийство, — выдохнул Кадар, — Удача сопутствует твоему клинку.
— Не удача, а мастерство.
— Элиза, прежде чем покинуть этот мир, я должна кое-что тебе сказать.
Она взяла меня за руку. Какими же слабыми стали ее пальцы. У меня затряслись плечи. К горлу подступили рыдания.
— Нет, мама! Прошу тебя, не...
— Успокойся, дитя мое, и будь сильной. Будь сильной ради меня. Меня забирают от тебя, и ты должна относиться к этому как к проверке тебя на прочность. Ты должна быть сильной не только ради себя самой, но и ради твоего отца. Мой уход делает его уязвимым перед громкими голосами других членов ордена. Ты, Элиза, должна перекричать их всех и наставить его на третий путь.
— Я не смогу.
— Сможешь. Однажды ты станешь великим магистром и поведешь орден, руководствуясь своими принципами. Принципами, в которые веришь.
— Так это же твои принципы, мама.
Она выпустила мою руку и потянулась, чтобы погладить меня по щеке. Ее глаза утратили былую ясность, но мама улыбалась.
— Эти принципы основаны на сострадании, а тебе, Элиза, сострадания не занимать. Тебе оно присуще в высшей степени. Ты знаешь, как я горжусь тобой. Я и мечтать бы не могла о более удивительной дочери, чем ты. В тебе я вижу все лучшее, что ты унаследовала от меня и отца. Просить о большем было бы грешно. Знай, Элиза: я умираю счастливой. Это ведь такое счастье — узнать тебя. И такая честь — быть свидетельницей рождения твоего величия.
— А ты, кажеться, наделал шуму своим появлением, — сказала я, жадно вглядываясь в него.
— Что тут сказать? Ты всегда дурно на меня влияла...
— Твое влияние было еще хуже, — парировала я.
Потом мы поцеловались. Я даже толком не знаю, как это получилось. Минуту назад мы были давно не видевшимися друзьями и вдруг стали давно не видевшимися влюбленными.
Есть мужчины, считающие, что в молодости им позволено «хорошенько нагуляться», тогда как их возлюбленные должны оставаться добродетельными. Я не из таких. Во всяком случае, стараюсь им не быть.
Он бился так, словно кровь врагов могла искупить его вину.
Твоя самонадеянность не знает границ. Смири свое сердце, дитя, иначе я собственными руками его вырву.
Настоящее уважение можно только заработать. Его нельзя получить по наследству или купить. И нельзя добиться силой.
Недостаточно покончить с насилием, которое люди творят по отношению друг к другу. Нужно обрести еще и мир внутри. Одно неразрывно связано с другим.
Никогда не подставляй под удар братство.
Не забывай, что мы — ассасины. У нас свои намерения. Мы никому не служим.
— Твоя деревня лежит в руинах, а твои припасы не безграничны. Пройдет не так уж много времени, и твоя крепость разрушится изнутри. Думаешь, твои люди сохранят дисциплину, когда колодцы пересохнут, а кладовые опустеют?
— Робер, ты не знаешь моих людей. Они не боятся смерти. Наоборот, приветствуют ее как награду за свои труды.
— Отлично! Тогда они будут щедро вознаграждены.
Может, Малик был прав: существовали иные способы убрать священника с их пути, не лишая его жизни. Но Альтаир его убил, потому что...
Потому что мог.
— Ты ведешь опасную игру.
— Уверяю тебя: это не игра.