Мы сбегали друг к другу отовсюду и ото всех. У нас были другие, мы жили подолгу врозь. Но она любила только меня. И каждый раз, когда я в этом убеждался... В спальне, в гостиной, в кабинете, на полу в ванной… Я был в ней и смотрел ей в глаза. Следил за каждым движением, за каждым моментом дыхания. Чтобы она не забывала дышать, чтобы следя за ней, дышать не забыл я.
Мы бросались друг на друга, как только закрывались двери. И были чувства. Они были живы в течение многих лет. Вне зависимости от отношений и всех других проходивших мимо людей. Случайных людей в наших жизнях.
В юности мир может рушиться и отстраиваться заново по десять раз на дню.
Добро и зло всегда идут рука об руку.
Искрам таланта то и дело посылаются противодействия, испытания, чтобы они не светили так нагло, так обескураживающе.
Не всех удаётся погасить. Некоторые становятся сильнее и совершают перевороты, другие превращаются, меняют свою природу. Талант идёт рука об руку с болью.
Вся мировая культура очень подробно описывает то, что будет происходить с человеком, если он попадет в ад, все круги описываются. Это и Данте, но Данте был одним из многих, просто наиболее удачливым. Были рисунки на ту же тему. Но ничего конкретного о рае культура нам не говорит, кроме того что там ходят люди с нимбами.
В западной культуре суицид объясняется слабостью, в восточной — это проявление силы. При этом если мы посмотрим на причины, подталкивающие людей к суициду, то в этих культурах они разные. На Западе — запутался, долги, а в восточной культуре это может быть способ отвести беду от близких или избежать позора.
Одна была вполне довольной жизнью девушкой. Время не текло сквозь пальцы, она как-то осмысленно жила. Пока не случились встречи – одна, другая. Она была разбита.
Голос шептал ей: ты несовершенна, уничтожь это несовершенство.
Она рассматривала свои руки и с трудом удерживалась, чтобы не полоснуть по ним лезвием, но не выносила вида крови и не могла терпеть боль.
Я мог бы показать кому-то мир, дать кому-то жизнь. Было слишком много слов — других, но таких же пустых. И все проходило гладко, слишком гладко, слишком мимо. Чтобы идти вперед, нужна сила трения, нельзя жить гладко, такая жизнь ни к чему не ведет. Слишком много суеты, слишком много «завтра», этот бесконечный подавляющий день, который наступит через 10 лет. Жизнь взаймы у сегодняшнего дня.
13 лет. Я всегда старательно подвожу глаза. Густо и внушительно. Крашу ногти темно-синим или черным лаком. Мне хочется туда, где жизнь. Самое страшное — не состояться. Прожить свою жизнь кое-как.
Я шантажировала сексом с другими мужчинами. В тот момент я готова была на панель пойти, лишь бы причинить ему неудобство.
А самое главное — мне кажется, что если сейчас я буду с ним, то никем не стану. Буду жить его жизнью и никем не стану.
Одна была вполне довольной жизнью девушкой. Время не текло сквозь пальцы, она как-то осмысленно жила. Пока не случились встречи – одна, другая. Она была разбита.Голос шептал ей: ты несовершенна, уничтожь это несовершенство.Она рассматривала свои руки и с трудом удерживалась, чтобы не полоснуть по ним лезвием, но не выносила вида крови и не могла терпеть боль.
Я стою на краю и смотрю вниз. Вид на землю с высоты двадцать второго этажа. Это единственное, что мне остаётся. Единственный мой выбор. Мне ничего не дорого и ничего не жаль. Я уже практически ничего не чувствую. Поэтому мне осталась только эта земля.
Вид с высоты двадцать второго этажа. Его никто не может отнять. Должно же быть что-то, чего никто не сможет отнять.
Я прихожу сюда, когда ничего другого не остаётся. Я прихожу, чтобы почувствовать страх или уверенность. Чтобы ещё раз увидеть, что и у меня, и у каждого человека на земле есть выбор.
Вариант один – продолжать. Вариант два – на двадцать два этажа вниз.
Самая большая проблема — и самое большое счастье для меня сейчас — это то, что мы телесны. Счастье в несчастье. Если бы было иначе, не было бы тех воспоминаний, флешбэков, где есть только мы. Где мы любим друг друга. И наш разум неотчуждаем нашему телу, которое имеет память. Хотя некоторые ночи я не помню, они были слишком хороши. Как-то она заставила меня смотреть польский фильм «Мои ночи прекраснее ваших дней» с Софи Марсо. Как и все предыдущие, досмотреть его до конца нам не удалось. Очень красивое название, сентиментальное, но прекрасное. Режиссер снимал любимую женщину, я его понимаю. И наши ночи были прекрасными, гораздо лучше наших дней.
И когда человек находит поддержку в религии, мы псевдотолерантно, понимающе-снисходительно, заговорщицки качаем головами. Пока нас самих как следует не тряхнет. Пока к нам не подберется поближе да не схватит ни с того ни с сего за шиворот. До этого мы слабы. Мы как Кафка, только наоборот — одетые среди голых. И поэтому нам не больно. У нас нет нерва, он аккуратно скрыт за материей плотного костюма.
Я умею стрелять, водить машину, заниматься любовью с нелюбимыми людьми, отдавать кусочек сердца, мириться с недостатками, никому ничего не обещать, искать, держать за руку, не умирать, отчаиваясь, любить и ненавидеть одного, почти забывать, прощать. Умею делать вид, будто бы не вижу. В детстве хотела быть самой привлекательной, умной и все уметь. Почему-то не представляла своего мужа кем-то конкретным, скорее, воображение рисовало поклонников, меняющихся в зависимости от обстоятельств. Что ж, так и получилось. Видимо, мы все-таки программируем нашу действительность.