Этот каменный город спит в руках ветров. В этом городе по тротуарам стучат каблуки красивых женщин с голодным взглядом и алчной жаждой новой любви на поводке. С цепей этого города рвутся в небо корабли, в этот город не возвращаются ушедшие. В этом городе птицы видны по глазам, любящим солнце за нас, в этом городе убийцы видны по группе крове на рукавах. В этом городе Ромео пьет водку и забивает косяк, потому что уже знает, что Джульетта должна умереть. В этом городе все хранят на груди свою собственную петлю и готовы загрызть каждого, кто посмеет измерить глубину страданий и найти дно. В этом городе из тысяч наушников, вставленных в голову, льётся громкая глухота с ритмичным речитативом равнодушия. В этом сумеречном городе прижимается спиной к стене живой человек, роняя скрипку из ослабевших рук. В этом городе подъезды зевают затхлой темнотой, а дети уходят из дома в безнадежном поиске упавших с неба звезд. В этом городе живёшь ты и каждый вечер в тебя заглядывает бездна, а ты куришь в окно и улыбаешься ей, как давней любовнице. Этот каменный город переживёт всех и останется молча стоять памятником всех земных страстей в пространстве смеющейся тишины. Этим городом пахнут мои волосы, этот город отражается в моих зрачках, он бьётся жилами рек и дорог под рубашкой... Это город, который я люблю.
Есть что-то правильное в гражданском населении, которое, оказавшись перед лицом катастрофы, думает о продаже горячих сосисок участникам сопротивления.
За городскую жизнь к человеку приступают четыре неминуемые расплаты. За безделье, малость личного труда — шизофрения, за излишний комфорт, леность и жадную еду — склероз, инфаркт, за переживание срока, на какой рассчитан наследственностью данный индивид, — рак, за деторождение как попало... — наследственные болезни, кретинизм...
Утром этот город такой простой,
Ворочается в постели, без привычного грима.
Я сегодня почти святой,
Глянь на мой нимб из сигаретного дыма.
Очередной ливень обрушился на богатейший город земли Бразилис. Дочка стеклодува снова взялась плакать. Её вопль подхватил ветер, разорвал в клочки и подбросил, как конфетти, над Вила-Рикой. Пастухи выжимали бороды и накидки в пещерах. Овечки спали, спрятав морды в шерсти друг друга. Служанки растягивали влажные простыни на сумрачных кухнях. Дамы пудрой замазывали синяки под глазами. Их мужья швыряли в стены стаканы с виски: из-за дождя опять вздуются и помутнеют реки, затопят шахты, а значит старатели вернутся с пустыми руками.
Городские — это вам не деревенские, им всё подавай острых ощущений!
Он не бездомный, Говард, просто не говорит, где живёт. В Плезантвиле нет войн, бедности, голода и несчастий.
Вы городские, наверно, проголодались из-за добрачного секса и сжигания флагов. Хотите остаться на ужин?