Не надо мне предлагать сто грамм для храбрости! Дайте лучше четыреста и я пойду на подвиги!
— Буду ждать, возвращайтесь.
— Это Василий Степанович, что Бог даст. Что даст, то и поимеем.
— Получается, дорогой мой, большевики всё делали правильно. Одного только им не хватало. Самого главного.
— Чего же? Просто сгораю от нетерпения узнать!
— Любви к народу! Он всегда был для них средством, а не целью. Целью для них была безраздельная власть.
— И давно вы до такой эпохальной мысли додумались?
— Да вот Евангелие как-то в руки попалось, доходить стало.
— Я хочу знать, о чём говорил, советский офицер, хоть и разжалованный, с предателем Родины, с власовцем? О чём?
— О Родине!
Я тебе горбатого лепить не буду, комбат, я тебе напрямки скажу — окромя советской власти еще мать-родина есть, земля родная… Ты думаешь, ежели вор, то ничего святого у меня нету? Да поболе, чем у тебя, комбат. Я вот родом с-под Орла, из села Ивантеевка, а там теперь немец хозяйничает, а у меня там мать-старуха, сестренка совсем малая — это мне хуже ножа в сердце…
Есть стратегия, а есть тактика. Это была небольшая тактическая операция. А то, что целый батальон полег, — это дело десятое. Как говорится, смерть одного человека — трагедия, а смерть тысяч — статистика.
А это видно в прошлой жизни мы шибко нагрешили, теперь искупаем. А как искупим, опять грешить начнем.
До победы не получится, но малость пожить надо.
Я не храбрый, я хитрый. Все мы тут хитрые, поэтому и живы до сих пор.
В одиночку молодому сподручней, а когда годов полный мешок, поневоле о доме да семье начинаешь задумываться.
Трудно жить со злым сердцем, и помирать трудно.
Спишь — меньше грешишь.