— Ну да, да. Это ваше классическое мужское. Она залезла ко мне в телефон, она нарушила мою свободу. И это почему-то важнее, чем твоя переписка с какой-то шалавой!!!
— Это важнее!!!
— Это для тебя важнее! А мне пофиг! Я залезу тебе куда угодно: в телефон, в кошелёк, в жопу, если я буду думать, что ты мне изменил!
— Никогда в жизни не видел, чтоб так стреляли. Только в кино.
— А я никогда не видел, чтоб так играли.
— Ей скучно! Любовника она себе завела. Тварина!
— У неё нет любовника.
— Да знаю я, что нет... пока... Но будет. Это же ваша природа бабская — потаскушная. Чуть что, скучно стало — надо перед кем-нибудь ноги раздвинуть. Ну не умеете вы по-другому развлекаться.
— Какого хрена ты сюда припёрлась?
— Я припёрлась, чтобы дать ей право выбора. Чтобы она сама сказала, хочет она с тобой лететь или нет, хочет она с тобой жить или нет.
— Она хочет.
— Ты этого не знаешь. Это вы с её мамой так решили. Она может быть только сейчас начала догадываться, что не хочет.
— ... Да даже если так, тебе-то какая разница?
— Я стояла на Ленинградке, мне было холодно и хреново. Кто-то наверху решил, что я хочу быть проституткой, я этого не хотела. Мимо проезжала Даша, она дала мне шанс. Понятно?
— Красиво... Мощно... Образно. Молодец! Только Даша не стоит на Ленинградке.
— Какая разница, она живёт на Ленинградке.
Вам мама сказала, что она ради Симы убивает меня. Просто у нее не было другого выбора. А сейчас у вас выбора нет. Поэтому сделайте, как мама: идите с Симой, довезите ее на санках... Что вы можете? понесете меня с четвертого этажа? Помогите ей, я прошу вас. А меня, пожалуйста, верните к печке, к огню.
— Юра, че там в сейфе?
— Деньги и бумаги.
— Странно... Я вижу только бумаги. А ты, Денис?
— Я тоже вижу только бумаги.