Но я люблю его сердечно
За то, что любит он беспечно
И петь и пить свое вино,
И над всемирными глупцами
Своими резвыми стихами
Смеяться — право, пресмешно.
От меня вчера Леила
Равнодушно уходила.
Я сказал: «Постой, куда?»
А она мне возразила:
«Голова твоя седа»
Последние происшествия обнаружили много печальных истин. Недостаток просвещения и нравственности вовлек молодых людей в преступные заблуждения. Политические изменения, вынужденные у других народов силою обстоятельств и долговременным приготовлением, вдруг сделались у нас предметом замыслов и злонамеренных усилий.
Не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего отечества; воспитание, или, лучше сказать, отсутствие воспитания есть корень всякого зла. Скажем более: одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия.
Его величество заметить изволил, что принятое Вами правило, будто бы просвещение и гений служат исключительным основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия. Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению.
Говорят, что несчастье хорошая школа: может быть. Но счастье есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному.
Мне миг покоя моего
Приятней, чем в исторьи веки.
Дальнейшее пренебрежение к своим верным подданным, увеличивающиеся злоупотребления во всех отраслях правления, неограниченная власть, врученная недостойным лицам, все порождает более и более ропот и неудовольствие в народе.
Хранители казны народной,
На правый суд сберитесь вы,
Ответствуйте: где дань отчаянной вдовы?
Где подать сироты голодной?
Корыстною рукой заграбил их разврат.
Презрев укор людей, забыв небес угрозы,
Испили жадно вы средь пиршеских прохлад
Кровавый пот труда и нищенские слезы.
Я позабыл любви призывы
И плен опасной красоты;
Свободы друг миролюбивый,
В толпе красавиц молодых,
Я, равнодушный и ленивый,
Своих богов не вижу в них.
... Для развлеченья,
оставя книг ученье,
В досужий мне часок
У добренькой старушки
Душистый пью чаек;
Не похожу я к ручке,
Не шаркаю пред ней;
Она не приседает,
Но тотчас и вестей
Мне пропасть наболтает.
О чем же думал он? о том,
Что был он беден, что трудом
Он должен был себе доставить
И независимость и честь...
Не блеск пустых речей,
Не славы шаткой сила,
Не милости царей,
Не злато богачей -
Нет, к счастию ведет
Путь чести благородной,
Где ум души свободной,
Где совести покой
Упрекам неподвластен.
В осенней наготе стояли дерева
И неприветливо чернели;
Хрустела под ногой морозная трава,
И листья мертвые, волнуяся, шумели.
С прохладой резкою дышал
В лицо мне запах увяданья;
И не весеннего убранства я искал,
А прошлых дней воспоминанья.
Пусть нежный баловень полуденной природы,
Где тень душистее, красноречивей воды,
Улыбку первую приветствует весны!
Сын пасмурных небес полуночной страны,
Обвыкший к свисту вьюг и реву непогоды,
Приветствую душой и песней первый снег...
Есть любимый сердцу край;
Память с ним не разлучится:
Бездны моря преплывай
Он везде невольно снится.
Ты не можешь себе вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать.
Онегин, сказал некто, родился под звездою Дон-Жуана, но в нем много русской правды.
Вы за «Онегина» советуете, други,
Опять приняться мне в осенние досуги.
Вы говорите мне: он жив и не женат.
Итак, еще роман не кончен — это клад:
Вставляй в просторную вместительную раму
Картины новые — открой нам диораму:
Привалит публика, платя тебе за вход -
(Что даст еще тебе и славу и доход).
Генерал-адъютант Бенкендорф покорнейше просит Александра Сергеевича Пушкина доставить ему объяснение, по какому случаю помещены в изданном на сей 1832 год альманахе по названием Северные цветы некоторые стихотворения его, и между прочим Анчар, древо яда, без предварительного испрошения на напечатание оных высочайшего дозволения.
Император Павел, взошел на престол, вызвал Радищева из ссылки, возвратил ему чины и дворянство, обошелся с ним милостиво и взял с него обещание не писать ничего противного духу правительства. Радищев сдержал свое слово. Он во время царствования императора Павла I не написал ни одной строчки.
Раз я всю ночь напролет просидел в маленьком домике Пушкина, слушая чтение «Бориса Годунова». Не могу передать вам, какое высокое наслаждение испытал я в то время.
Вот уже шестнадцать лет, как я печатаю, и критики заметили в моих стихах 5 грамматических ошибок (и справедливо). Я всегда был им искренно благодарен и всегда поправлял замеченное место.
Был приезжий из провинции, который сказывал, что твои стихи не в моде, — а читают нового поэта, и кого бы ты думал, опять задача, — его зовут — Евгений Онегин.
«Полтава» не имела успеха. Вероятно, она и не стоила его; но я был избалован приемом, оказанным моим прежним, гораздо слабейшим произведениям; к тому же это сочинение совсем оригинальное, а мы из того и бьемся.