— Посмотри на себя. Все время спишь, да?
— Единственное, что мне еще нравится.
У меня тоже нет арки. Я родился, вырос, провел пару лет в армии, еще пару просто так. И что?
Где-то начинают, что-то делают кому-то и наоборот, и это меняет их жизнь. Это арка. Где моя арка?
Она вечно притягивает несчастья. Страдания для нее в радость.
— Я немного устал.
— Тебе всего тринадцать. Ты слишком молод, чтоб уставать.
— Эй, мама! Цветы для тебя.
— Я еще не умерла. К сожалению, для некоторых.
Я становлюсь частью поколения, которое все проблемы связывает с депрессией. Но депрессией ведь нельзя все объяснить.
— Мое сердце было разбито.
— Думаете, папа больше любил ее?
— Я все еще помню ту боль в желудке.
— Тебя послали к психиатру?
— Да.
— Но это сумасшествие, нонсенс.
— Папа тоже ходит.
— Нет.
— Да.
— К психиатру?
— Да.
— Нет.
— Да.
— Зачем ты говоришь такие гадости?
— Потому что это правда.
— Зачем ему психиатр?
— Можно я возьму грушу?
— Он обсуждает свою мать. Точно, он говорит обо мне. Жалуется, она не сделала то, она сделала се.
— Ты был в индийском ресторане?
— Это из-за мидий. Они выходят непереваренными.
— Как они могли навредить, если не переварились?
— Организм их отвергает. Для самозащиты.
— Позвоню-ка я ему.
— Это ж вечеринка-сюрприз.
— Мы что, дети, что ли? И вообще, в нашем возрасте проснуться утром уже сюрприз.
— Он работает сейчас?
— В видеопрокате. Вот он — экспресс жизнь под откос.
Напиши, что взбредет, людям понравится, а завтра мир будет у твоих ног.
— Вы когда-нибудь слышали о Моссаде? Два года 900 евреев держались против 15 000 римских солдат. Они предпочли рабству смерть. А что римляне, где они сейчас?
— Перед тобой, мудак!
— Как на работе?
— Отлично, если не любишь спать, есть и видеться с детьми.
— Мне страшно.
— Всем бывает страшно.
— Нет. Мой страх бесконечен.
— Что именно случилось?
— Ничего. Люди живут своей жизнью, будто она особенная. Смеются. И никто даже на секунду не задумается о том, что действительно важно.
— У тебя снова депрессия?
— А как иначе?
Мы так много беспокоимся, словно нам больше нечем заняться. Но ведь это все пропадет. Все на свете исчезает.
— Ее вообще не переспоришь.
— Да ты ей ноги целовать должен. Если бы не она, я бы тебе еще в детстве все зубы одним ударом вышиб.
— Ты не слышал, в дверь звонили?
— Я посреди игры.
— Если не поумнеешь, будешь посреди улицы.
— Потише, куда ты так втопил?
— Может, хоть сдохнем.
У душевной проблемы нет химического решения.
Наши матери, они как водители автобусов. Нет, они сами автобусы. Они довозят нас сюда, высаживают и едут дальше. Продолжают свой путь. И проблема в том, что мы-то пытаемся вернуться в автобус вместо того, чтобы его отпустить.
— Я должен тебе признаться. Что ты делаешь?
— Приготовилась, чтобы не вылить вино тебе в лицо.
— Ты всегда драматизируешь.
— Продолжай. Быстрее признайся, и мы с этим покончим.
— Я принимаю прозак.
— О, Боже мой!
— Мне выписал его врач.
— О, Боже. Думаю, это прекрасно, это просто изумительно. Это хороший выход.
— Постой, не стоит так реагировать.
— Я просто хотела сказать, что это очень прекрасно.
— Хочешь сказать, что до этого я был невыносим?
Говорят, на земле нет совершенно одинаковых людей, двух одинаковых лиц, двух комплектов отпечатков, но как можно это знать наверняка, это же нужно собрать всех в мире в одном огромном месте, что в принципе невозможно, даже с компьютерами. Мало того, собирать нужно всех, кто когда-либо жил, а не только тех, кто живет сейчас. Выходит, нет у них доказательств. Она отошла, но на свете может быть еще одна или еще будет. Может не с такими страхами и паранойей, но такая же.
Музыку нельзя удержать в руках, как футбольные ставки или кокс.
— Я сошел с ума.
— Правда? Тогда войди в него снова.
Моя жизнь как смерть. Я живу в могиле.
— В чем смысл жизни на планете, на земле?
— Да кто сказал, что у всего смысл должен быть? Мир — это джунгли. И вот тебе совет: счастья от жизни не жди. Не будет его. Все будут тебя обманывать. И в итоге каждый умирает сам по себе.
— В каком смысле?
— Нет никакого смысла, и ты никакой не особенный.
— Я понимаю, тебе сложно поверить, но еда не решает все проблемы.
— Нытье и сопли вообще-то тоже.
Я понял, что мне надо быть печальным клоуном. Снаружи смеюсь, а внутри плачу.
Человека нельзя жалеть, ему плевать на твою жалость.
Если у тебя хорошая жена — ты миллионер.
Что может быть бесполезнее незаряженного пистолета.